А когда отошли на достаточное расстояние, едва не упала, потому что Осб заявил:
– Айрин, малышка, ты чудесная девушка и очень всем нам нравишься, но умоляю, прекрати заигрывать с Идгардом. Он, разумеется, достоин твоего внимания, только ему и так паршиво.
– Что? – ошарашенно выдохнула я.
Собеседник взялся повторить:
– Не заигрывай с ним. Не надо. Я понимаю, что Ид нравится, но и ты пойми…
Вот тут судья осёкся – просто гримаса, исказившая моё лицо, поводов для сомнений не оставляла. Следом пришло возмущение, и настолько сильное, что я крепко сжала кулаки и топнула ногой.
Удивительно, но в этот миг кое-кто всё же изволил включить соображалку и даже смутился немного.
– Хм… Хочешь сказать, что я ошибся? – спросил Осб. И прежде, чем успела кивнуть: – Айрин, не злись, но со стороны всё выглядит именно так.
Не злись? Именно так?!
– Эй, Айрин… – Судья опять руки в защитном жесте выставил и даже отступил на полшага. Я же искренне пожалела о том, что оставила палитру и кисточку. Они бы сейчас ой как пригодились!
– Ты… – практически прошипела я.
– Айрин, прости, – попробовал сгладить свинтус.
Но через миг не выдержал, и…
– Со стороны действительно видней, и то, какие взгляды ты на него кидаешь, как хлопаешь ресницами, наводит на вполне логичные подозрения.
А спустя ещё мгновение…
– Кстати, малышка, а ты знаешь, что убийство судьи – это пожизненная каторга? Даже на амнистию рассчитывать не придётся.
– Да неужели! – взвизгнула я.
Жаль, но, услышав слово «каторга», всё-таки протрезвела. Перестала шипеть и застыла, грозно сложив руки на груди.
Осберт смену настроения, разумеется, заметил и лучисто улыбнулся. Выдержал приличествующую моменту паузу, а потом шагнул навстречу и предложил:
– Помиримся?