— И чего этот белый от тебя хочет? — мрачно спросила она.
Дохрай выдал жест, от которого даже мне стало стыдно.
— Так я и думала. — Люсинда прошла в лавку и уселась в то же кресло, которое только что занимал мэтр. — Хотя что может быть красноречивее цветов на твоем пороге.
— Логично, — мрачно подтвердила я.
Мы помолчали.
— Угрожал выпить источник? — продолжила расспрашивать ведьма.
— Практически… — Рассказывать всего не хотелось, но, видимо, степень отчаяния оказалась слишком высокой, и я едва слышно продолжила: — Мой отец на момент моего зачатия являлся крайне высокопоставленным белым и…
Договорить не смогла. На душе было мерзко.
Люсинда поцокала языком, тряхнула седыми прядями, постучала ногтями по подлокотнику кресла и задумчиво произнесла:
— У Грехен, насколько я знаю, отец был главой ордена Света, но она черная.
Я с надеждой посмотрела на Люсинду. Ведьма повела плечом и задумчиво продолжила:
— Может, она чего знает?
Мы с Дохраем переглянулись — хранитель кивнул, взгляд на Гардэма — тигра тоже был согласен. Информация лишней не бывает, это все черные знают преотлично, ко всему прочему всегда остается запасной вариант.
— Вещи мои соберите, — попросила я. — Если Грехен ничего не знает, тогда сбежим.
Хотя бросать лавку не хотелось категорически.
Гардэм молча подошел ко мне, ткнулся носом в плечо.
— Со мной хочешь? — догадалась я. — Не стоит, у Грехен хранитель нервный, тебя белого рядом не вынесет.
— Я с тобой пойду. — Люсинда встала. — Хоть проведаю, а то Грехен совсем старая стала, неизвестно, сколько еще продержится на этом свете.
Я кивнула и метнулась на кухню — не хотелось идти с пустыми руками, Грехен булочки любит свежие, а у меня как раз с утра на кухне святой отец побывал, так что сейчас имелись и булочки, и пирожки, и даже оладьи с медом.
Набросав сдобы в корзинку, я подумала, что мы с Люсиндой скоро вернемся, поэтому заварила чай, накрыла чайничек вышитым полотенцем, две чашки приготовила и, подхватив корзинку, направилась к двери. Уже на пороге вспомнила, что должен был прийти господин Инвер за снотворным зельем — после событий с семейством Амански многих жителей кошмары мучили, поэтому вернувшись, торопливо написала записку «Скоро буду» и прицепила ее к двери.