Это открытие оказалось таким… ошеломляющим, что я разом забыл и про свое намерение умереть, и про исхлестанную спину, и про то, что голый тут растянут на пыточной решетке, едва задница моим же халатом прикрыта. Ко мне все это время приходила богиня. Поспать. В моей кровати. Помыться в моей ванной. Съесть мое печенье. И мы даже целовались!
— Моя богиня, — прошептал я. — Охренеть…
Она же, не обращая на меня ни малейшего внимания, рассматривала Шай’дазаров механизм. Эта проклятая штуковина чуть слышно гудела, поскрипывала и дрожала, но стрелка стояла на месте как приклеенная.
— Боюсь, шестеренки все же провернутся, мощность большая, — непонятно, но озабоченно сказала она, обходя страшное сооружение по кругу. Ее голос то отдалялся, то приближался, а я неверящими глазами пытался проследить за ней и уложить в голове происходящее. Богиня…
Пока вертел головой — хоть эта возможность у меня осталась, — вдруг заметил невероятную вещь. Вот о каких шестеренках она говорит! Механизм остановить нельзя… но можно его…
Меня разобрал нервный смех. Ну я никак не ожидал, что моя таинственная незнакомка справится с Шай’дазаровой машиной не с помощью божественной силы, а с помощью табуретки!
Да-да, неуклюжее обшарпанное трехногое недоразумение, на нем еще младший помощник палача сидел в углу, насколько мне помнится… теперь оно было намертво заклинено в шестернях распроклятых часов!
Зубчатые круги дергались, скрипели, силясь «прожевать» помеху, табуретка жалобно трещала и потихоньку поддавалась…
— Жесткая фиксация, кто, гремлин их пожри, так капельницы ставит? Вот уроды… — бормотала богиня, копошась около моей решетки и с ненавистью косясь на железные иглы, впившиеся мне в вены. И правда, обе мои руки были жестко зафиксированы в металлических сплошных креплениях, а иглы были частью этих «манжет». — Ничего, Павлина, разберемся… Чтоб какой-то заводной моторчик победил великую автомеханицу? Да ни в жисть… Край, ты только без глупостей, погоди умирать, сейчас все будет. Три минутки потерпи, лады?
Я только тихо хрюкнул, не в силах произнести ни слова. Абсурдность ситуации настолько выбила из колеи, что даже боль и дискомфорт отступили на второй план.
Я же читал летописи… и божественные хроники старых времен. Из них следовало, что боги обычно любят являться в неземном сиянии и предпочитают говорить чуть старомодным высокопарным и торжественным стилем. А моя богиня бродит вокруг в моих подштанниках и рубашке, бормочет кучу непонятных слов и ругается, как наш комитетский мастер каретного дела…
А еще вдруг вспомнилось, что у нее на теле нет волос, она гладкая, как статуя… везде. Шрядь, о чем я думаю?!
Пашка:
Сволочи базарные, замаскировались, черти! Если бы не эта неправильная тень, которую можно заметить только с высоты птичьего полета, я бы ни в жизнь не нашла их логово. А так — вон стеклянная теплица, вон синие ворота, а вон странная фигня, от которой длинная тень падает не в ту сторону, что тени от всех остальных построек во внутреннем дворе.
Башню эти сыновья свиньи и шакала устроили хитро, чтоб им этой хитростью на том свете до конца времен икалось. Они ее на две трети вкопали в землю, ироды паршивые! А сверху нахлобучили какой-то амбар. Если бы не едва заметное багровое сияние, так бы и металась вокруг неправильной тени и не нашла щель, чтобы юркнуть внутрь.
Подлезть под крышу башни удалось с трудом, я отдышалась, осмотрелась… и едва все не испортила — там, внизу, на дне уходящей под землю каменной трубы, растянутое на какой-то жуткой железной решетке, лежало тело… исхлестанное, расчерченное нездоровыми багровыми полосами, неподвижное… мамадарагая!
С диким карканьем, ничего почти не соображая от ужаса, я почти свалилась внутрь башни и отчаянно заметалась вокруг странного механического монстра, над которым и был подвешен мой вивисектор.
Мне зверски повезло, что именно в этот момент в башне никого, кроме пленника, не было — я бы ведь кинулась в драку и вряд ли смогла бы победить, все же я ворона, а не дракон. К сожалению.
Но ни одной вражьей морды поблизости не наблюдалось, выцарапывать глаза было некому, и поэтому я, превратившись уже почти привычно, одним махом, затрясла своего лорда, перепугавшись, что он не дышит.
А когда этот камикадзе чертов все же хватанул воздуха и простонал что-то про самоубийство, разъярилась окончательно. От второй пощечины бедного Края спасло только то, что я разглядела, наконец, странную конструкцию, к которой его пристегнули.