Сердце Абриса

22
18
20
22
24
26
28
30

Он бил его яростно и с наслаждением, чувствуя приятную боль в кулаке. Слишком долго Йен пользовался расположением наследника. Они делили комнату в интернате для паладинов, и Гленн считал, будто ад, через который им вместе пришлось пройти, когда нормальных мальчишек превращали в моральных уродов с философией абсолютной безнаказанности, позволял ему переступать черту.

Не иметь большого ума и развлекаться, как в восемнадцать, несмотря на непоправимо беременную подружку, которая никогда не станет женой, – не грех. Своровать во время общей трапезы часы у приятеля, пусть и наследника Вудсов, – так себе глупость. Насильно вытащить из Тевета создательницу артефакта после того, как провалились мирные переговоры, – оплошность потяжелее. Узнают – накажут. Как будто всем по восемнадцать. Может, даже на пару месяцев отберут фамильяры.

Вот только они давно не подростки и переговоры с Теветом ни при чем…

И он колотил. За то, что проклятый говнюк посмел замарать грязной магией кристально чистый дар Валерии, рвал пижаму, трогал руками нежное тело, к которому сам Кайден не смел прикоснуться. Стоило вспомнить белое как простыня лицо, хрупкую девичью фигуру на большой кровати в знахарском доме, воспаленную руну «знание» на узкой красивой ладони, как перед глазами вставала красная пелена.

«Как, говоришь, тебя зовут?» – она едва держалась на ногах, но все равно умудрилась произнести четко, на чистейшем абрисском языке. С укором в невозможно взрослом голосе. Она винила его. Проклятие! Он сам винил себя за то, что не сумел оставить в Тевете часы. Забрал, но не позаботился о светлом артефакте. Гребаный фетишист!

Хотелось убивать. Выпустить зверя… Но Кайден сдерживал магию и просто бил по-мужски, превращая лицо противника в кровавое месиво.

– Кайден, остановись! – завизжала девица с постели. – Прекрати! Он уже без сознания…

Разум победил. Тяжело дыша, Кайден выпрямился. Огляделся. Девица на кровати натягивала на голое тело простыню и тряслась как осиновый лист. Говнюк сначала измарал светлую девочку из Тевета, а потом решил поиметь бывшую любовницу Вудса. Мило. Очень по-дружески.

– Тебе не противно, когда он тебя трогает?

– Ты же бросил меня, зачем теперь врываешься?! Что за приступ ревности, Кайден Николас Вудс?!

Он развернулся, чтобы выйти и вернуться в дом знахаря, где прямо сейчас боролась за жизнь Валерия. Рядом с ухом просвистела ваза и со звоном влетела в стену…

Кайден резко вскочил с кровати, неожиданно осознав, что звон разбитой вазы был реальным. Вмиг оказавшись рядом с дверью, он вышел в кабинет и замер, в первую секунду решив, что над ним издевалось подсознание.

Новичок из молоденьких паладинов, принятых в замок только прошлой осенью, крепко держал за волосы Валерию. У нее была разбита скула, на шее мальчишки краснел четкий отпечаток женских пальцев. Сон, воспоминания, реальность – смешалось все. История повторялась. Но в этот раз удушающее чувство ярости отступило, осталось только ледяное желание убивать.

– Эта новая артефакторша – не черная ведьма! – прогавкал щенок, ткнув пальцем в Валерию. – Она двуликая!

Разведав чужой секрет, он подписал себе смертный приговор.

Кланы давно готовили бочки с магической взрывчаткой, чтобы взорвать Вудсов, и только ждали, когда кто-нибудь выбьет искру. Двуликий маг в Белом замке – отличный повод взорвать Абрис к чертям собачьим… Однако Кайден никогда не поддавался самообману. Он прекрасно понимал, что плевать хотел на проблемы с другими кланами.

В следующую секунду наследник уже стоял за спиной парня. Их учили убивать по-разному: быстро, медленно, одним движением или доставляя жертве мучения. Проклятый Гленн любил смаковать чужую боль, Кайден ненавидел.

– Знаю, – спокойно вымолвил он и свернул насильнику шею.

Раздался громкий отчетливый щелчок, заставивший испуганную девчонку вздрогнуть. Почти мгновенная смерть. Безжизненное тело безвольным кулем упало ему под ноги.

Он смотрел на Валерию сверху вниз. Убийство давно перестало отзываться в нем глухой ненавистью или омерзением. Их мир не прощал слабости. Если бы он не начал отбирать жизни, давно бы сдох сам. Понимала ли это она?