Наследие

Я посмотрел на сестёр, и они поднялись в автобус, быстро огляделись, приметив кухню. Что-то спросили у Фа Чжэна. Джим уже развалился на последнем диване, собираясь поспать в дороге. В самолётах он всегда чувствовал себя некомфортно. Сядет у запасного выхода, вцепится в подлокотники и так всю поездку, даже если лететь часов десять. А ещё тихо ругается на ломаном японском.

Усадив меня за стол, Тася опустилась рядом, взяла за руку. Алёна быстро устроилась напротив, пока никто не занял это место. Хотя помешать ей могли только сёстры Юй или Фа Чжэн. Василий остался с самолётом и группой, а больше с нами никто не поехал.

— По телевизору страшные кадры показывали, — сказала Тася. — Хорошо, что вы целыми вернулись.

— Что-то я там журналистов не заметил, — поморщился я. — Чувство такое, что на краю света побывал. Постоянный ветер, дождь, туман, скрывающий океан и зелень.

— Вчера начали показывать сгоревшие посёлки и технику. А ещё, как горел большой корабль, правда, не наш, японский.

— Тая, я тебя прошу, давай про войну в другой раз. Тошно…

— Хорошо, хорошо, — закивала она, погладила по руке. — Тогда про наши дела послушай. Тебе какие новости первыми рассказать, хорошие или плохие?

— С плохих всегда начинают.

— Помнишь американца, которому ты руку сломал?

— Помню. Редкостный засранец.

— Он уже пару дней как по институту ходит, тебя ищет. Требует реванша и честного поединка.

— Честного этот как? Чтобы я стоял, желательно с закрытыми глазами, а он меня бил? У него что рука уже зажила?

— Нет, так и ходит с гипсом, — она рассмеялась и стала немного серьёзней. — Он очень сильный мастер, будь с ним осторожен.

— Посмотрим.

Нам подали чай и бутерброды с ветчиной и сыром. Алёна на них набросилась, словно её целый день не кормили. Тася поморщилась, пододвинула свою тарелочку к ней. Ну, колбаса и Таисия вещи почти не совместимые. А мне с чаем очень даже понравилось.

— Ты рассказывай, — откусив от бутерброда, сказал я. — Что там ещё из плохого?

— Император Иван Шестой заболел, — сказала она. — Сильно. Пётр Сергеевич говорит, что не выживет. Что-то с сердцем.

Я удивлённо посмотрел на неё, так и держа надкусанный бутерброд перед ртом.

— Сейчас в столице сумятица. И что будет, я даже не представляю.

— В смысле сумятица? Не знают, кто станет новым царём? — я проглотил кусок даже не прожевав как следует.