Брат моей подруги

22
18
20
22
24
26
28
30

Я натянула алую полупрозрачную блузку, туфли для пилона на огромной прозрачной платформе и укуталась в меховую накидку. Прошлась по длинному коридору, старательно глядя на себя в зеркало и попыталась изобразить пару движений из стрип-пластики.

В таком виде меня и застал скрежет ключа и потом распахнувшаяся входная дверь.

Артем был нормальным шестнадцатилетним парнем, который плевать хотел на все интересы своей младшей сестры, поэтому проигнорировал просьбы родственников остаться ночевать у друзей и вернулся домой в разгар нашего кутежа.

Как любой нормальный шестнадцатилетний парень он пытался быть крутым, носил косуху и драные джинсы, ставил дыбом свои черные волосы, непрерывно курил и за невозможностью легально набивать тату в силу возраста, носил временные, зато они покрывали его руки и грудь и языки пламени даже забирались на шею.

В общем, когда он вошел, остолбенели мы оба.

Он — потому что не ожидал увидеть малолетнюю девицу в своей квартире в таком проститутском наряде.

Я — потому что он был невероятно прекрасным и крутейшим на свете. Мне показалось, он воплощал в себе всех героев моих пока еще робких грез: от старых рокеров, которых я упорно пыталась слушать, хотя еще ни черта не понимала в музыке до невероятно прекрасных и очень плохих вампиров и оборотней из моих любимых сериалов.

Наконец его прекрасные губы скривились в гримасе отвращения, а взгляд обжег ненавистью так, что я аж покачнулась и чуть не упала с огромных платформ.

— Ты не только сама тупая, но и подружек себе набрала таких же идиоток, — с презрением сказал он появившейся в коридоре испуганной Аньке. — За то, чтобы я не рассказал это матери, будешь до конца года убираться в моей комнате.

Он прошел по коридору, старательно обогнув меня по самой широкой дуге и шваркнул дверью так, что жалобно звякнула люстра в коридоре.

Анька вздрогнула и заплакала.

Веселиться нам расхотелось и мы весь остаток вечера приводили в порядок разоренную гардеробную, а потом прилежно смотрели мультики в пижамах и пили колу, стараясь не упоминать наш загул.

Мама, правда, о чем-то догадалась, и хоть ничего Аньке не сказала, последующие дни рождения устраивала ей в кафе.

Анька действительно убиралась в комнате Артема целый месяц, пока он не завел себе девушку и у него не появились вещи, которые лучше скрывать от малолетней сестры.

Мы с ней стали дружить еще крепче, но каждый раз, когда я приходила к ней домой и встречала Артема, он окидывал меня таким же презрительным взглядом, что в тот первый раз и не давал забыть о нашей первой встрече. С годами я переживала ее подробностях каждый раз по-новому и очень долго пылала от стыда, вспоминая, в каком виде он меня наблюдал.

Мое чувство к нему оставалось таким же сильным. Я им восхищалась. Я была влюблена. Наивно, чисто и по-настоящему. Все мои парни были бы неважны, если бы Артем хоть раз посмотрел на меня с чувством иным кроме презрительной ненависти, что так же не утихала в нем.

Но даже сегодня, в самый темный день моей жизни, в его голосе не было ни грамма сочувствия.

— Каждый раз удивляюсь, что на вас еще клюют какие-то идиоты. Странно, что они так поздно прозревают, — продолжил Артем свою речь, проходя к холодильнику и доставая оттуда две бутылки пива.

Высказывался он не каждый раз, когда мы встречались. Чаще всего он меня игнорировал. Но иногда его прорывало и каждый раз я кусала губы, чтобы не расплакаться от обиды.

Но сегодня что-то взыграло. То ли обида на весь мужской род, то ли половина бутылки мартини во мне.