… — А верно, брат, он блатной, настоящий… и контрабандистом был и деньги делал…
— Да, ну?! — один из играющих, новичок.
— Говорю, значит правда! В домах Шоколо, на Зейской — там делал, там его и накрыли впервой…
— Давно это было?
— Да лет десяток будет…
— Да-а, дела-а!.. А вот на поди, что сталось с человеком…
— А что, молодец — линию понял свою, значит пришло…
— И ругали его, здорово! Ну, а только Советом он правил лучше всех. Наш был настоящий! неподдельный!
— Не то, что его прежние фальшивки?
Гогот с нар…
— Ну, он не дурак. Не забыл и старое рукомесло. Тоже и нынче делал деньги… Только настоящие! «Мухинки», так их и звали.
— Блатной!.. — и говоривший забулькал банчком. Налил стакан, потянул…
— Да, будет тебе, окаянный!.. — из кухни Прасковья увидала, кричит: — пьяница ты!.. А еще говоришь: он да он, молодец… А што бы самому в люди выйти… Человеком стать… — а то — так и сдохнешь контрабандистом, убьют, как собаку, а то повесят!
— Что, и то не плохо!.. Всякому своя планида…
— Планида!.. А у него что?
— Дура-матушка, не всякому быть им: он, брат, парень во-о! был и у нас-то первый… Таких контрабандистов не много знал Амур — смерть была стражникам — смерть! Зато своим — рубаха-парень: все поделит, последнее отдаст. Золото, а не товарищ. Ну, а чужим, пограничникам — зверь. Боялись его, страсть!
Помолчал, потом:
— Не всякий, матка, таков… Он, брат, один у нас — и там был, да и здесь не подгадил…
Говоривший опрокинул стакан в глотку, сочно, чмокнул, крякнул, отер широким рукавом губы и принялся резать кету.
— Он, брат…