— Пулеметами!.. Ты тоже не оставайся один — что сделаешь?
— Остаюсь, все-таки…
— Приказываю…
— Остаюсь!
— Расстреляю!
— Можете!
— Сумасшедший, чорт с тобой… Оставайся…
— Правильно!
Николай один…
Побелевшими губами шепчет, дрожит стрелочник, ему:
— Товарищ, ваш броневик тоже ушел за эшелоном…
… — И эти струсили, значит… Совсем один остался: вот так авангард… Выручил…
Сел к телеграфному аппарату, а возле положил браунинг.
Подумал про себя, а вслух вышло:
— Ловко…
… — А ведь они разорвут его в клочья, заколют… — и проводник в страхе зажмурил глаза и присел на пол в коридоре вагона.
…Нет! — Тише… Все тише бурлит за обшивкой вагона море людское… вот застучали, захлопали железные листы крыши вагона — кто-то поднялся, прошел, стал и…
— Товарищи! — в жуткой тиши — не поверил проводник, приподнялся, чуть выглянул в окно:
— Он, заговорил: ну, значить все в порядке… — подумал и смело прошел по вагону. Заглянул в купэ — пусто… — Разбежались все, оставили его одного… Вот — товарищи… и штаны тут… Ай-ай, без штанов… — струсили — убьют… А еще на фронт едут… А он — крепкий, молодец… И проводник стал слушать.
А Краснощеков все говорил и говорил… Просто, понятно, немного с акцентом, но ясно, и главное, — так просто и вразумительно и нужно. И все больше и сильнее чувствовалось — ну, теперь они его поймут и — послушают: