Из толпы — рука: браунинг — в упор: тах!..
Одновременно: — марш!
Колонны двинулись и спутались.
А ночью рыдала тюрьма.
Калмыков со своими опричниками и одним другом — японским офицером, обходил камеры хабаровского Централа.
Каждого третьего застреливал он сам, а пятого — штаб, по очереди.
В эту ночь было убито 513 пленных красногвардейцев — рабочих и крестьян Приморья.
Так мстил за выстрел испуганный, остервеневший атаман.
А через неделю застонала вся область: атаман Калмыков мстил крестьянам Приморья за поддержку большевиков.
Глава 10-я
В ТАЙГЕ
1. Улыбка осени
— Ать, черт…
— Ха-ха-хо-хо!.. Что думаешь?…
Лошадь Ильицкого споткнулась, — он ткнулся в гриву, больно ударился о луку, левая нога вылетела из стремени… и в тряске, не овладев еще тактом хода — Ильицкий и Либкнехт взбегают на конях к обрыву.
Ильицкий, восторженный, экспансивный — он привстал на стремена и смотрит на ту сторону широкой, полноводной реки, в степь, в золото осенних обожженных полей.
Либкнехт — спокойный, точный вынимает из кобуры Цейс и радиусом охватывает простор. Через минуту:
— Ты, что думаешь?..
— Я думаю… — стой Васька, стой! — он потрепал по шее своего рыжего монгола, — я думаю о Калифорнии, об американских прериях — там такой же простор… широко, хорошо…
— Да-а, — и мадьяр Либкнехт незаметно для себя также увлекается, уносясь в воспоминания: Дунай, песни косарей, шумные голоса белокудрых девушек, — потом — гулящая Вена и острые, как лезвие ножа, и пряные блудливыми запахами венки.