Грянула гармоника.
Топнул казак, подбоченился и… залился в трепаке.
И снова воскресла сечь, вольница.
Молодки ближе надвинулись, появились улыбки на лицах девушек. Подошли мадьяры.
— Иех, ну, и-и-дем!.. — плясун, проходя по ряду девушек, выхватил одну и завертел, закружил. Та не выдержала и тоже пошла-поплыла.
Суровые лица мадьяр улыбаются, старики кряхтят. Но у всех веселый огонек в глазах. Как будто сдуло все заботы, страх… и надвигающийся ужас будущего — идущих по пятам японских карательных отрядов.
С холма спускается конный, его сопровождают до отряда с заставы. Это ординарец по связи с отрядами.
— Начальнику отряда пакеты! — подает он ад"ютанту сверток.
Ильицкий и Либкнехт читают: первому — немедленно выехать в штаб на совещание, второму — с отрядом в ночь подтянуться к Зее для прикрытия разгрузки пароходов.
Пока Ильицкий и Либкнехт совещаются — ординарец успевает у походной кухни «пошамать», запастись на дорогу буханкой хлеба, поболтать с ребятами о фронтовых делах, присоединиться к плясунам.
— Сними хоть бомбы то! — кто-то говорит.
— Не мешай!.. — отмахнулся он, отдувая вприсядку, с перебором.
Бомбы на его поясе стукаются, бьют его по ляжкам — ничего, некогда парню.
— Взорвется, окаянный… — кто-то из стариков солдат сплевывает.
Молодки задорно смеются… — ординарец готов разбиться в лепешку — заело мастерового — с казаком тягается…
— Ординарец! — кричит Ильицкий, протискиваясь в толпу, — едем!..
— Иэх… не доделал!..
— Стружку взял, срезало, смеются, провожая ординарца из толпы.
— Едем, товарищ Ильицкий… — и через минуту два всадника скрываются за холмом.
Вечереет. Все уже поужинали. Артиллеристы готовят батарею в поход. Пулеметчики вьючат пулеметы.