— Он знает. Откуда… Но все равно — хорошо… — и сейчас же спичку и, горит, тихо, медленно закручиваясь, записка. Сгорела. Только серой паутиной на пол. Никаких следов.
— Значит, — он здесь…
3. Эсэр и революционер
— Ну, господин губернатор, — и Шамов в упор на Яковлева.
— Ну-те… — волосатой длинной рукою по рыжей бороде, а глаза через золотую оправу очков: — ну-те…
— Ваша карта бита…
Тонкой Иисусовой улыбкой Яковлев смотрит через очки, ждет.
— …и нам нужно от вас только одного — вы должны немедленно сменить банду Красильникова от тюрьмы надежной охраной, которая могла бы гарантировать неприкосновенность политических заключенных Иркутского Централа в момент переворота… — Шамов остановился.
— И… — Яковлев вопросом.
— И… мы вам гарантируем свободный выезд из Иркутска…
— А сдача дел губернии…
— Э… какая там сдача… Теперь революция… Да и что вам сдавать? Грехи ваши… Для этого существует Ревтрибунал…
Яковлев ухмыльнулся… — зрачки глаз чуть-чуть сузились — насторожился.
— Ну, зачем же… так страшно… Ведь пока — я еще губернатор…
— Бросьте шутить… — мы не дипломаты… Вы могли Колчаку строить глазки… но мы люди простые… Я вижу — вы затягиваете время… Говорите прямо: да или нет.
— А гарантия моей неприкосновенности.
— Сразу бы и говорили, а то… — махнул рукою, подумал: «неисправимый эсэр»… Вслух: — Гарантия… В революционное время трудно давать гарантии… но все-таки… пока я здесь — вы можете спокойно выехать… Но предупреждаю — поторопитесь…
— Это — вся гарантия!