Хунхузский отряд раскинулся по скошенному маковому полю. Хунхузы зарылись в мак и отламывают сухие головки от стеблей, скусывают чашечку головки, а потом трясут в рот, стукая о зубы... И сыплется мак из головок.
Уже неделю не давал хунхузам старый Сын-Фун-Ли опиума — вышел, говорит, весь, надо идти брать у корейцев...
И вот пошли...
А пока заменяют опиум маком. Наедятся и будут спать до ночи, а там...
Кругом коричневые скошенные поля мака — сухие и пьяные.
И мирно, как пчелы, работают корейцы на своих уругах.
4. Сеул
Древний Сеул, столица Кореи, просыпается.
Яркое утреннее солнце радостно стелет ласки своими лучами на рисовые поля, безбрежно развернувшиеся вокруг города. Белые корейские домики кажутся сдавленными большими зданиями японских правительственных учреждений, а древний замок корейских князей, стоящий около Сеула, будто выкинут за черту города победителями с островов.
По еще безлюдной улице Сеула идет нищий. Бессильно свисает его левая рука, а правой он опирается на палку. Медленно подходит он к корейскому домику.
Тук… тук-тук…
Спят. Настойчивее: тук… тук-тук…
Из дома: тук… тук-тук…
Нищий оглядывается.
Никого.
Бесшумно раздвигается дверь.
— Войди!
Молодая девушка подозрительно оглядывает пришельца…
— Пэ-и! Ты? Мой господин. Что с тобой?
Нищий, обессиленный, упал со стоном на цыновку: