У каждого в голове тревожные мысли путаной вереницей ползут.
Впереди плеяда тяжелых, зловещих дней. Нужны решения продуманные, твердые, но… Отсутствует самое важное: ясность.
Молчат.
Грач кончил париться. Сердито скребет ногтями мыльную шевелюру. В каждом мускуле узловатого тела протест против… против чего-то… Грач сам не знает, против чего.
Снегуровский сидит на полке, полусогнувшись. Широкие ладони скользят по изгибам ног, по животу, груди и обратно… Массирует.
Шамов наполняет шайку холодной водой и поднимает вверх. По телу мелкая дрожь в предвкушении холодного потока. Немного колеблется… Потом разом опрокидывает шайку на голову — Ввввв, бррррр, хааааа… Окатился… Наливает вторую.
Штерн в предбаннике одевается.
Молчат.
— Товарищ Штерн! — дверь предбанника настежь. На пороге высокий партизан. Винтовка через плечо, в руках нагайка… Конный.
Снегуровский сверху кубарем…
— Борисовец! В чем дело?
— Товарищ Снегуровский! На Одарку напали японцы. На автомобилях приехали. Завод сожгли. В Спасске, говорят, два эталона японцев высадилось… В Никольске тоже. Никита Паншин приехал. Говорит, японцы на Ивановку двинулись.
Молча, быстро одевается Штерн.
Остальные застыли.
У Шамова вода из шайки на пол.
Грач широко открыл глаза. Мыльная пена, воспользовавшись случаем — пеленой по глазному яблоку.
— Ааа, чорт! — говорил я вам…
Грач злобно плещет водой в лицо и трет глаза кулаками.
Встрепенулись.
— Говорил я вам… обманет япошка… Через две недели… Как же?.. Вот и дождались. Ууууу!..