— Как вам это нравится?
Балашев трясет головой…
— Совсем не нравится!.. — он вскидывает фуражку на затылок, — корявое, широкое лицо, простые добрые глаза. — Это чорт знает… что… Этот Солодовников меня сбил с толку… Я отказался и передал ему всю разработку операций… Солдатом пойду…
— Да, трудно здесь развернуться…
— Мешок!.. Настоящий мешок!.. А Гайда не видит или не хочет видеть…
Папиросу за папиросой курит Бурков и молчит, углубившись в свои думы.
Он вспоминает, как он уехал на фронт. Думал там развеять свои сомнения и снова поверить… И как все вышло наоборот. Он там увидел подлинную, неприкрашенную правду всего того, во что верил и за что боролся… и… вспомнилась баронесса… И показалась она ему тогда такой ничтожной и жалкой интриганкой… Но вспомнил он и другую женщину — Ольгу… И тогда захотелось ему умереть… Он бросался впереди полка в атаку… И долго его щадила пуля, а вот на Тоболе наконец дождался… Тяжело раненым его увезли в тыл. Долго лежал в лазарете в Омске и там окончательно выздоровел и от ран и от Колчака. Вышел — все равно, куда было идти… Думал уехать за границу, да вот Гайда подвернулся: поехал с ним… Приехал. И снова захотелось настоящей новой работы… за народ… Не с этими, с Гайдой… а вот с тем, кряжистым рабочим — от большевиков… с большевиками… А как подойти — еще не знал… И думал, думал…
Думал и Балашев тоже и о том же…
— Да, вот… — Балашев заговорил, — этот большевик, тоже… — разве они правильно решили…
Тук-тук-тук…
— Войдите! — Балашев на дверь.
Черный, в мохнатой шапке, надвинутой на самые глаза, и в шинели с поднятым воротником, входит человек.
Балашев и Буцков вопросительно смотрят, ждут.
— Я — Штерн!
— A-а, товарищ Штерн! — Балашов вскочил, — вот хорошо… Только что говорили: разве вы правильно решили оказывать пассивную поддержку?.. Ну, скажите, вот вы военный, вы лучше понимаете… Рабочие получат оружие… ввяжутся неорганизованно в бой без директив, без вашего непосредственного и решительного руководства… Что получится?..
— Вот за этим я и пришел сюда: мне Революционный Комитет поручил договориться о военной стороне восстания на случай развертывания операций и втягивания рабочих масс в борьбу.
— Что — сговориться!.. Я рассорился из-за диспозиции с Солодовниковым: Гайда ему больше верит… Вот он, — Буцков, тоже не хочет вмешиваться, — не любит эсэров… Ну, а вы?.. Не берете восстания в свои руки… — вот мы теперь сидим и думаем, как будем выбираться из этой ловушки…
Штерн задумался. Теперь он ясно понимал, как был он глубоко прав, думая о том же. Тут что-то было в корне и с самого начала неправильно. Ревкому надо было перерешить…
— Знаете… — вдруг Штерн к ним, — знаете… я согласен с вами… Завтра у нас при Ревкоме будет заседание военного отдела. Хотите принять в нем участие?.. Может-быть, еще не поздно… Поправим дело…
Глаза Буцкова блеснули радостью, он подался всем корпусом.