— Не мог раньше известить. Был занят. Помнишь эту историю с похищением документа.
— Ну, ну. Вы похитили документ, но у тебя половину перехватили.
— Да, перехватили. Но не надолго…
Ефим делает торжественную паузу. Потом:
— Теперь документ у нас. Тайна белогвардейцев целиком…
— Целиком? Вот это здорово. — Штерн трясет Ефима за плечи. — Ну, и молодчина же ты.
Ефим не скрывает восторга.
— Теперь белогвардейцам крышка. Документ ведь… Ты понимаешь.
— Ну, мы-то не сумеем этот документ использовать вполне. Вот, если бы послать его в Москву… А тут нашими силами многое не сделаешь.
— Все равно. Мы их поинтригуем и выудим, что нам надо.
— Как же тебе удалось добыть похищенную японцами часть, — спрашивает Штерн.
Ефим садится рядом с ним и начинает рассказывать:
— Несколько дней после ареста Ольги я получил пакет. В пакете было — записка и женский палец…
— Что? — Штерн, точно от какого-то толчка, порывисто устремляется на Ефима. — Ты говоришь, палец? Палец… — он не договаривает фразу.
На ровном лбу темной линией вздулась нервно пульсирующая жила.
— Я знаю, — спокойно продолжает Ефим. — Ты подумал, что это палец Ольги. Я и сам так думал, когда получил пакет. Я испугался не меньше твоего. Только это оказался палец трупа.
Штерн со вздохом облегчения опускается на стул.
— В записке, — продолжает Ефим, — мне предлагали явиться в какой-то чайный домик и передать японцам имеющуюся у меня часть документа. Иначе — «жизнь известной вам женщины в опасности» — так предупреждалось в записке.
— Что ж ты сделал?
— Я в тот же день собрался и сделал вид, будто уезжаю из Харбина. На самом же деле я стал наблюдать за чайным домиком.