И Грахов на бегу сворачивает круто к воротам и осаживает лошадь, за ним весь отряд к большому зданию, к школе. Это — штаб.
— Приехали!.. — Грахов неуклюже и тяжело с седла в нагретую липкую пыль дороги.
— …Ну, старуха, — благословляй — и чугуевский старовер Прохор Перетино вскарабкался на свою выхоленную широкозадую кобылицу.
— Не ехал бы ты, хозяин, не ехал бы ты… Что тебе там…
— Нельзя, стара… Опчество — съезд…
— Большевики там, безбожники… Убивцы…
— А мы что — мы им хлебца даем… Они нас не трогают, — закону не нарушили — не воюем…
— Солдат кормим…
— Партизан — добро делаем… Да и кто же их будет кормить?..
— Мы, хозяин, да…
— Опчество, старуха, опчество… Потому — восстали…
— Восстали!.. Вот вам Колчак придет, отобьют зады-то…
— Руки коротки… — И старик подмигнул, высунув язык, — накося!.. — и сплюнул.
Потом подобрал поводья, хлопнул пятками под крутое брюхо кобылицу:
— Ну, раскоряка… — тронулся.
Разные думки в голове у дида из Угадинзы. Идет он на первый повстанческий съезд. Громада выбрала.
«Нельзя — восстали… воевать, — думает дид, — вот только б собрать хлеба, а там»… — И любовно шуршит под его корявой пятерней наливающийся крепкий пшеничный колос… «Хлеба-то нынче, хлеба… Помогает бог партизанам… Партизанский бог… Соберем, а там»…
— Пойду воевать — пропускает вслух сам себе. И шагает по меже среди полей крепкий дид из Угадинзы и думает, как они соберут хлеба, а там опять не страшен Колчак…
Потому — все сопки восстали… Громада!
3. Благочестивый отец