Снегуровский кутается в полушубок. Но работать все-таки нельзя.
— Товарищ Семенов, хотя бы чаю вы устроили, что ли. Когда прибудет броневик и мой вагон?
— Броневик, товарищ командующий, только завтра утром прибудет. Чаю здесь негде устроить, а вот, если вы согласитесь, мы можем перебраться в санитарный поезд и временно там устроиться, хотя бы на сегодняшнюю ночь.
— Он уже прибыл разве? Подтянули его…
— Так точно! Согласно вашего распоряжения.
— Раненые есть?
— Да, после боев под Хабаровском…
— Ну, хорошо, сделаем так…
— …Вы понимаете, доктор: ведь мы у них в плену; ну, и нужно создать такие взаимоотношения…
Доктор подобострастно смотрит на говорящую и не смеет ее прервать. А она продолжает:
— …Позовите их в штаб к нам, ужинать… Ведь они тоже люди… надеюсь, не откажутся от хорошей еды и теплой постели. А нам важно только прорваться до Владивостока, а там я через английское посольство все устрою…
Повелительный жест холеной точеной руки:
— Идите и пригласите этих… господ!
— Слушаюсь, баронесса! — доктор наклоняется к руке, у запястья перехваченной белоснежной манжетой, и удаляется из купе.
А через час — штаб уже устроился в операционном вагоне санитарного поезда № 8 и работает. Снегуровский, отогревшийся, расхаживает по вагону вдоль белых длинных столов и диктует приказы. Семенов барабанит на машинке. От времени до времени Снегуровский подходит к столу и пьет горячий кофе, посланный баронессой штабу.
Снегуровский подтрунивает над своим адъютантом:
— Это в вас влюбилась баронесса при переговорах — ну, вот, нам и привалило такое счастье вдруг: и тепло, и кофе, и… не каплет…
— Совершенно верно, товарищ командующий! Только вы же знаете, что я разговаривал с доктором, который был сам предупредительно к нам ею послан пригласить нас в санитарный поезд… на ужин…
— Знаем вас… старых военных, дамских угодников… Толи дело мы, партизаны…
Машинка останавливается, и веселый дружный хохот начштаба и адъютанта гремит в пустом и длинном вагоне.