Семь Замков Морского Царя

22
18
20
22
24
26
28
30

Почувствовав ароматы пряного мяса, студентка отложила на несколько минут свою тетрадь. Хайнрих не удержался, чтобы не заговорить о нашей любви и довольно грубо пошутил о небольших твердых грудках, хорошо заметных под плащом полячки.

Она восприняла оскорбительный комплимент с болезненной гримасой, которую Бор не заметил, и которая в других обстоятельствах заставила бы меня ударить его. Но я думал только об этом чуде: Эллен была жива, она вышла живой из мрачных вод озера Мюгель. Она ждала меня. Я вернусь к золотым утрам на Мендельсонштрассе, фантастическим завтракам и удивительно гибкому телу Эллен.

— А пока — до встречи! Я должен предупредить Эллен о вашем возвращении, — вскричал Хайнрих, отмечая расставание мощными ударами своей лапы по моему плечу.

Стало жарко, невероятно жарко. Волна холода пронеслась над Берлином и теперь обрушилась на далекие виллы горного района, где медленно умирала, все еще сохраняя признаки своего морского происхождения.

Люди возвращались на улицу, заполненную янтарными сумерками, и на столиках на террасах снова начало появляться пиво.

— Мадемуазель, — обратился я к студентке. — Вы должны простить мне то, что случилось этим вечером; дело в том, что я стал счастливым человеком. Вы должны простить мне это. — И я протянул ей банкноту.

У нее по лицу снова промелькнуло неприятная болезненная гримаса, но в глазах сохранялась теплота.

Она вложила деньги между страницами своей драгоценной математической тетради и исчезла, попрощавшись со мной с серьезным видом на дорожках парка, в листве которого каждая капелька дождя содержала в себе маленькую искру заходящего солнца, напоминая этим слезы гигантского пивного источника.

Я так и не услышал звучание ее голоса, если говорить, как принято среди добрых людей и как пишут в добрых старых книгах.

* * *

Когда Фрида, бонна, открыла передо мной дверь в столовую, я увидел — сразу же и первой — Эллен. Она с серьезным видом наливала великолепному Хайнриху жирный суп с макаронами, используя классические движения официанта.

— Это он! Это он! Он вернулся, этот призрак! — пропел Хайнрих на мотив какой-то песенки.

Эллен указала мне на стул рядом с собой и наполнила тарелку золотистым супом.

Ничего не изменилось.

Мы говорили не о исчезновениях, не о женщинах, а об акциях Люфтганзы и о блестящей афере с синтетической шерстью, партию которой заказали англичане, и к фирме-производителю которой имел серьезное отношение Хайнрих.

Макароны с приличной долей перца, сопровождаемые большим количеством вина и весьма сносным немецким шампанским, быстро разогрели мне кровь, пробудив во мне страстное желание быстрее пережить ночь и проснуться, когда через приоткрытую дверь ко мне скользнет пеньюар с болгарской вышивкой и появится посеребренная солнцем селедка.

* * *

С момента моего пробуждения в темноте я ожидал, когда вокруг меня проснутся все остальные.

Электрические шары на улице погасли с первыми лучами зари, кисть которой коснулась фасадов. Фрида, громко зевая, гремела на кухне посудой. Дружелюбный аромат кофе долетел до меня симпатичной волной. Широкая ладонь Хайнриха звонким шлепком встретилась с обнаженной рукой Фриды. После этого наступила тишина и в ее сумрачных волнах я угадывал торопливые ласки, финал которых был отмечен веселым уходом удовлетворенного мужчины.

Эллен! Я ждал Эллен!

Она дала знать о себе отдаленным журчанием воды в ванной комнате и весенним ароматом ее любимых духов.

Потом я услышал, как она мурлычет американскую песенку, в которой звучит ностальгия по прерии и ее бесконечным горизонтам.