Желлевин в ярости обернулся.
— Замолчи, Тукк! Я запретил тебе наклеивать на меня этот дурацкий ярлык!
Фриар ничего не ответил, а только молча покачал головой.
— Слишком поздно мы спохватились, это уже исчезло, — пробормотал он про себя.
— Что именно? — спросил я.
— Ну, то, что скрывалось в расселине, — прикинувшись простачком, ответил моряк.
— И что же это было?
Фриар Тукк бросил на меня взгляд исподлобья.
— Не знаю. И вообще, этого уже нет.
Я не стал расспрашивать его дальше. Меня отвлекли два пронзительных свистка, раздавшихся на скалах над нашими головами; затем чья-то тень замелькала на фоне узкой полоски неба, видневшейся в расселине. Желлевин снова поднял ружье, но я оттолкнул его.
— Осторожнее, какого дьявола!
По петлявшей по расселине незаметной снизу тропинке с вершины скалы на пляж спускался школьный учитель.
Я отвел школьному учителю удобную каюту на корме судна; для меня же пришлось переоборудовать смежный отсек, превратившийся в комфортабельную каюту с двумя койками.
С момента своего появления на борту судна школьный учитель заперся в свой каюте и занялся просмотром огромной груды книг; один-два раза в день он поднимался на палубу, требовал секстант и тщательно определял наше положение.
Мы двигались на северо-запад.
— Это курс на Исландию, — как-то сказал я Желлевину. Он внимательно посмотрел на морскую карту, потом нацарапал на бумаге показания компаса и еще какие-то цифры.
— Не совсем. Скорее, мы направляемся в Гренландию.
— Ба! — пожал я плечами. — Одно стоит другого.
С необычной для него беззаботностью он согласился со мной.
Мы покинули Биг-Той в прекрасный солнечный день, оставив за спиной горы Росса, греющие в лучах солнца свой бугристый хребет.