Свиток был с ним, он вел себя спокойно, не содрогаясь от дьявольского трепета, предварявшего в прошлом его таинственное исчезновение.
Неужели Штайн фон Зиегенфельзен, демиург, вручил ему этот свиток вместе с могуществом, способным нарушить законы жизни?
— Святой Иуда-Ночной!
Это имя, сопровождаемое яростным колокольным звоном, вырвалось из глубин его памяти.
— Святой Иуда-Ночной!
Существовали мудрецы, разбирающиеся в теологии, которые не решались отрицать, что Ад, не к ночи будь упомянут, имеет право избирать своих собственных святых.
Внезапно он почувствовал уколовшую его в лоб боль, подобную тому, что он почувствовал ночью.
Поднявшись, он подошел к зеркалу и вгляделся в его глубину, еще не утратившую остатки мрака.
Да, на лбу у него был виден Знак… Das Zeichen… Огненная ветвь… Печать демиурга, символ власти.
Гримуар в его руке зашевелился, словно живое существо, и Транквиллен произнес твердым голосом:
— Великий опус, благодетельный или пагубный, возвращайся в железный ларец, в котором тебе предписано отдыхать и ждать. Ты вернешься ко мне, когда я позову тебя.
Невидимая рука сжала руку священника, и гримуар исчез.
Послышался глухой стук, и Транквиллен увидел за стеклом верхушку лестницы, прислоненную кем-то к окну. Тут же послышался треск, сопровождаемый грохотом падения и отчаянным воплем.
Среди обломков лестницы лежало безжизненное тело пастора Ранункеля. Его мертвая рука продолжала сжимать рукоятку острого ножа…
На земле Англии, за столом в таверне «Большая лошадь», находящейся между Эйлесбери и Оксфордом, сидели три джентльмена и одна дама. Перед ними стоял кувшин с элем.
— Я сказал: завтра, а не сегодня, — бросил джентльмен в каскетке жокея и модном костюме в большую клетку. — Значит, сейчас я могу заказать еще этого эля, такого свежего и питательного, но я героически отказываюсь от него в рабочие дни.
Имя этого джентльмена широко известно в английской истории, и когда-то он гордился этим, хотя и был обязан своей известностью случайным совпадением имени у двух разных людей: его звали Уильям Рамзай[26].
Его друзья и знакомые по Уоппингу, Шедуэллу и Уайтшепелю дали ему более живописное прозвище: Билл Тонг[27] или Билл-клещи.
— Нам придется ждать еще один день, — проворчал его сосед, сидевший с мрачным видом мужчина в черном.
— Мы теряем один день из осторожности, джентльмены. Я хорошо знаю Бодлианскую библиотеку, потому что с большой пользой провел два года в Оксфорде. Завтра библиотека с полумиллионом книг ровно в полдень закроет свои двери, и все сотрудники за исключением старины Майкла радостно разлетятся, словно стая птиц, выпущенных из клетки. Утром я покажу вам надежное укрытие в небольшом зале с коричневыми томами — мне всегда хотелось узнать, что это за книги, — куда никогда не заходит ни один библиотекарь. Когда часы в капелле пробьют два раза, я присоединюсь к вам.
ebooksa