Дальше начинаются морские пески, и они больше интересуются вами. Даже если это еще не само Северное море.
Машина продолжала мчаться к одиноким дюнам, над которыми вились только чайки, существа, мало занимающиеся человеком и его делами.
Тед Соумз, находившийся в машине, был бережно уложен на кожаный плед, чтобы не было риска оставить пятна на роскошных подушках из бежевого бархата.
Из его груди торчала рукоятка кинжала, и кровь уже перестала вытекать из раны…
Глава III
«Сердце Бхавани»
Несмотря на тысячу и одно уродство, у Лондона есть и один положительный момент: он сохранил в своих границах нетронутыми пятачки уцелевшего прошлого, незаметно приютившиеся у подножья многоэтажных гигантов в пятнадцать этажей, скопированных с чикагских небоскребов и жилых казарм прусского образца.
В этих заповедных уголках, таких, к примеру, как Ковент Гарден и его ближайшие окрестности, продолжают существовать небольшие домики и даже сады с лилиями и настурциями.
Можно только поблагодарить за это Господа, потому что иначе гигантский город стал бы, подобно Нью-Йорку, творением без души, гигантским трупом, которому только кошмарная аккумуляторная батарея обеспечивает внешние признаки живого существа.
Здесь дух Диккенса все еще носится над водами, подобно духу на время задремавшего божества. Мистер Пиквик опять возбуждает дело о водевиле перед большими париками Центрального уголовного суда. Сквирз[39] продолжает заглядывать в харчевню «Голова сарацина», и это достойное заведение все еще освещается масляными лампами и свечами. Микобер[40] с удивлением соображает, что его не собираются посадить в Маршалси[41] за то, что он задолжал своему булочнику семь шиллингов. Тоби Вэк[42] продолжает разносить письма с поздравлениями по случаю Рождества или Нового года. Грайд[43] продолжает обворовывать папенькиных сыночков, а Монтегю Тигт[44] все еще пытается стрельнуть монету в полкроны, подпрыгивая в своем рединготе из Вероны.
Сказанное выше вполне могло объяснить неожиданное ощущение покоя, родившееся в тревожном сердце Харлисона, когда он швырнул свою шляпу на великолепный сервант из черного дерева, полки которого заполняли вереницы фламандских пивных кружек из голубоватой глины, а потом осмотрел идеально, до блеска, чистую столовую, радушно встретившую его в доме на Найтрайдер-стрит. На столике стоял графин, точнее, кувшин, наполовину заполненный вином, сохранившим игру солнечных лучей. Это оказался великолепный портвейн, и Харлисон опрокинул, один за другим, два стакана.
Этой дозы ему оказалось почти достаточно, но, чтобы гарантировать себе великолепное настроение, он решил наполнить третий стакан, чтобы отпраздновать удачное завершение своего длительного путешествия.
— Эй, есть тут кто-нибудь? — крикнул он.
Лестничная клетка и анфилада комнат откликнулись гулким эхом, после чего восстановилась мертвая тишина, такая устойчивая, словно в доме кроме нее никогда ничего другого и не было.
«Действительно, так оно и должно быть, — подумал он. — Ответить мне может разве что только тот, кто сидит в шкафу — ведь я не видел в доме ни одной живой души».
Он прошел по четырем комнатам на первом этаже, заглянул в прачечную, потом поднялся сначала на второй этаж из пяти комнат, затем на третий из четырех. Везде царила пустота, и он нигде не обнаружил ни малейшего намека на таинственность, в том числе и в подвале. Небольшой садик, обнесенный высокой стеной, выглядел куском зеленого туннеля.
«Наверное, завтра появится служанка, чтобы заняться хозяйством, — подумал он. — Надо будет поблагодарить ее за такой тщательный уход за домом».
«Интересно, — продолжал размышлять он, рассматривая развешанные на стенах картины, — кто живет — или жил? — в этом доме? Не иначе, как человек с простыми привычками и хорошим вкусом; возможно, с художественными наклонностями, если иметь в виду картины, которые, судя по их свежему облику, являются довольно недавними копиями.
В библиотеке много книг, но их набор ничего не говорит об особенностях характера их владельца: Шекспир, Вальтер Скотт, Диккенс, Шелли… Два явно случайных тома Теккерея, полная подшивка журнала „Стрэнд“[45] — две сотни книжек по 6 пенсов. Короче, именно то, что положено читать и перечитывать любому англичанину.
Ящики письменного стола пустые, в них не завалялось ни одной бумажки, ни одного документа. Наверное, хозяин сжигал ежедневно приходившие счета, что свидетельствует о спокойном характере, любви к порядку и состоянии идеального душевного равновесия.
ebooksa