Мы были достаточно далеко, но нас мог выдать ветер, донеся запахи до животных. И мы боялись встречи с людьми в коже — они могли быть рядом.
У Маши текла кровь. Мы снова сделали перевязку. Уложив ее в норе на остатки моего свитера и Колину куртку, и дождавшись, чтобы она уснула, мы ползком отправились к бункеру. Маша будет в безопасности, тем более что собаки не почуют запах крови.
Жахлые кустики деревьев, да кочки северного мха служили слабой защитой для нашего укрытия. Приблизившись, мы увидели людей в коже. Эти исправно несли вахту вместе с собаками и были вооружены. Люди-истуканы походили на застывшие статуи, стоя на земле крепкими ногами-столбами.
Второй раз нам довелось услышать гонг — позывные к обеду? Но это оказалась смена караула. Истуканы в коже поменялись, и вахта продолжилась. Хозяин ввел за правило всегда охранять территорию. К нашей удаче охранялась только обжитая колонией сторона Острова.
Через несколько часов гонг раздался снова — теперь это было время трапезы. Хозяин держал в страхе всех, и собаки слушались только его. Окрепшие на свежем мясе — а их очень хорошо кормили, — умные животные исправно несли службу. Страх правил в колонии. Каждые четыре-пять дней кого-то убивали — нужно было кормить остальных. Пополнялись же ряды колонистов за счет потерявшихся рыбаков, заблудившихся туристов или полицейских. Следы искусно прятались. Место обитания колонии найти было непросто, поскольку старая пристань располагалась на противоположной стороне Острова. Заброшенные дома тоже остались там. Случайно оказавшись на другой стороне, люди или уходили сами, не заметив бункер, или спускались, держась за поручни, но, не обнаружив ничего, кроме закрытых дверей, тоже уходили. Самые настойчивые оказывались в железной трубе-карцере. Хозяин сам решал, когда прятаться часовым и собакам, кого из чужих брать, а кого отпускать с миром — инстинкт выживания не подвел Хозяина ни разу. Пойманные же жертвы стали прахом, развеянным над морем.
Мы с Колей замерзли, ошалев от голода — после побега кормить нас было некому, а в трубу нам все же спускали кое-какую пищу. Где добыть еду? Коля предложил пробраться к собакам:
— Смотри, ветер подует, их поднимет, а я тем временем схвачу собачьи миски. Две смогу принести. Сейчас обед. Кожа ушла есть. Никого нет, — убеждал он меня.
Мысли о Маше, которой нужна была еда, заставили нас действовать, но мы не подумали о том, что миски были намертво приварены к полу.
Коля не вернулся. Он пытался оторвать миску, потом собрать еду в футболку, но опоздал, думая о Маше и обо мне. Собаки опустились слишком рано.
Я рыдала на берегу, глядя на друга — собак еще не кормили обедом…
Коля тоже ушел. Натренированные псы знали свою работу — пара укусов в шею навсегда открыла Колины глаза, удивленно смотревшие в небо. Я зажимала рот руками, стараясь не кричать. От криков бы прибежали истуканы в коже. А мой мужественный друг молчал, спасая нас с Машей.
Вернувшись к дыре лаза, я потрогала подругу — Маша не шевелилась. Под ней была лужа крови. И бинты, сделанные из свитера, насквозь промокли. Я трясла ее, вдыхала воздух в рот, била по щекам, перевязывала рану, растирала грудь — делала все, что умела.
— Машка, Машка моя, ты же успокоила, что рана — ерунда! — кричала я, стукая руками ее безжизненное тело.
Маша заснула навсегда — легко ушла во сне. Рана была на запястье. Видимо, слишком глубокая, что железка задела вену и не одну. Нас не было рядом, чтобы увидеть серьезность положения, а Маша не хотела быть обузой, отправив нас от себя подальше и притворившись — или нет? — спящей. Я не знаю. Думаю, что специально: что она, что Надя, обе мои подруги были лучшими из людей, стойкими и крепкими, сохранившими свой внутренний стержень, чего нам так сегодня не хватает.
Люди пусты, бесцельны, всего боятся — достаточно на них прикрикнуть и они несут тебе тапочки, как собаки. Они не совершают поступки, идут по кругу, волоча лямку. У Хозяина не сбежал ни один пленник, ни разу. Люди покорились, как они считали, судьбе, неизбежному. Но я уверена, что даже такая забитая масса может однажды воспротивиться и сказать нет, и сбросить ненавистный режим, хоть и кидающий маленькую корочку хлеба.
Через пару часов, успокоившись и собрав все, что можно было найти на берегу, я закрыла лаз: нашла несколько камней, с трудом оторвала моховые кочки, в ярости пиная их ногами, сорвала скудную траву и цветы, чтобы заткнуть дыры. Собрав остатки сил, я повернулась спиной к бункеру и двинулась в противоположную сторону. Не знаю, сколько времени я шла — не было часов, и я не помнила, куда они делись, не было вещей — мы оставили их в доме вечность назад. Не было ничего, только пустота была моим спутником, черная, пустая, зловещая. А на плече пристроился страх, примостился рядышком и дул мне в ухо холодком, сжимая разум и поедая остатки воли. И шептал, что мне пора к друзьям, что они ждут: «Ляг, полежи, травка мягкая, шелковая, ты замерзнешь и уснешь, и будешь с ними. Ты этого не хочешь?»
Пристань была недалеко. Сигнал мне подала моя старая знакомая подлодка. Добравшись до причала, я упала. Сил не было; ощущение нереальности, сюрреализм событий, случившихся за такой короткий промежуток времени, не давали уснуть. Я лежала, и это была не я, а моя оболочка, только мое тело. Душа же бродила по острову, вспоминая друзей, жалобно и протяжно зовя их. Ей, однако, пришлось вернуться, и вернуться одной.
Я очнулась в лодке, укрытая одеялом. Впереди сидел мужчина. В лодке лежали рыболовные снасти. Приподняв голову, я увидела, что Остров остался далеко позади — мы двигались в противоположную сторону. Моторка мчалась, уверенно разбивая волны острым клювом, и тихое море шумело вокруг.
Я их помню. Помню всех. Они всегда со мной. Мои друзья — Коля, Слава, Маша и Надя.
ebooksa