В лагере было тихо, Борис спал, Костя исчез в неизвестном направлении, мы поискали его, поискали, и я лег спать. Только Димка не ложился, он долго сидел и курил у костра.
- Кончай дымить,- сказал я ему,- которую папиросу ты там смолишь?
- Я вообще кончаю,- заявил Дима.- Это была последняя папироса в моей жизни!
Он решительно бросил окурок в камни у реки и протянул мне помятую пачку.
- Посмотрим, как это получится,- сказал я.
- Да, посмотрите,- гордо ответил Дима.
Утро выдалось хлопотливое и жаркое, к нам вели лошадей, мы их осматривали, пробовали, одних покупали, других нет. К обеду мы освободились, уселись у палатки на брезент. Обед, приготовленный Димой, был явно хорош, но когда я увидел, какими руками Костя подает нам чашки с супом, меня чуть не стошнило.
- Слушай, ты хоть раз в этом году мылся? - спросил Дима, беря двумя пальцами Костю за руку.- Или ты считаешь, что от грязи никто не умирал и что грязью даже лечатся?
Но Костя ничего не ответил, только выдернул руку и отошел.
После обеда я достал мыло, полотенце, трусы и сказал Косте:
- Бери это, сейчас же раздевайся и мойся, оденешь трусы, а все, что на тебе, прокипятишь в тазу и выстираешь.
- Хорошо, потом,- ответил он.
- Не потом, а сию минуту,- приказал я.- Понял, ну? Да ну же, раздевайся! Мыла тебе - полкило, воды - река, глядишь, может, и отмоешься.
- Да ну же, промышленник! - вмешался Дима.- Живо! Не ломайся! Я вижу у тебя настоящая водобоязнь!
И Димка решительно схватил Костю за ватник, сдернул его, но когда он стал снимать рваную тельняшку, раздался такой исступленный визг, что Димка от неожиданности выпустил Костю из рук, и тот мгновенно опять натянул на себя тельняшку.
- Ну что же ты? - сказал я с неудовольствием Диме.- Сдери, сдери с этого грязнули его рвань, пусть моется!
- Кажется, нельзя, шеф,- ответил Дима.
- Нельзя? Почему нельзя? Надо же вымыть этого дурака!
- В том-то и дело,- странно улыбаясь, сказал Дима,- что нельзя, потому что это, кажется, не дурак!
- Не дурак? Умный, что ли?