— Да…
— А ты, Семен Аникич, приручал волков? — спросил вместо ответа Ермак Тимофеевич.
— Где их приручишь… Одного действительно людишки изловили махонького и в избе приютили, вырос маленько, только ноги у него отнялись, задние…
— Вот видишь, Семен Аникич, и мы того же боимся.
— Чего?
— А чтобы ноги у нас не отнялись в тепле да в холе сидючи… Волки мы были, волками и умрем. Лес нам нужен, воля, а не избы теплые. Не на спокой шли мы к тебе, а на дело. Сам, чай, ведаешь…
— Ведать-то ведаю, да только где возьмешь дел-то?.. Нечисть-то вся, об вас прознавши, притаилась. Жизни не подает…
— А ты, Семен Аникич, на медведя-то зимой охочивался?
— Не приводилось.
— Ну все же, чай, знаешь, что они зимой из лесу не выходят, да и по лесу не бродяжничают…
— Знаю, как не знать, в берлоге они зимой-то…
— Правильно, из берлог их и выгоняют охотники…
— К чему же ты речь ведешь?..
— А к тому, что и нам эту нечисть-то самую в ее берлоге искать надо, — ответил Ермак Тимофеевич.
— Может, и сами заглянут сюда… — в виде утешения сказал Семен Иоаникиевич.
— Долго дожидаться-то. И так, почитай, с год на месте сиднем сидим, индо одурь берет с покоя да с сытости…
— Погодь маленько, Ермак Тимофеевич, может, что и надумаем.
— Надумывай, Семен Иоаникиевич, да поскорей надумывай…
Старик Строганов подал эту надежду для того только, чтобы оттянуть время.
«Авось да еще обживутся, никуда им идти не захочется…» — мелькало в его голове.