20 000 лет подо льдом

22
18
20
22
24
26
28
30

Теперь она не могла пустить в дело свои когти — и то хорошо.

Мой опыт удался как нельзя лучше.

Когда хлороформированная медведица пришла в себя, она более не напоминала дикое чудовище, каким явилась предо мной. Открыв глаза, она начала потихоньку тявкать, как делают собаки, когда просят впустить их, а когда я подошел к ней, она лизнула мою руку, протянула мне лапу и терлась носом о мое колено.

Я даже не удивился этому. Если можно превратить страшного кабана в ручную свинью, то отчего ж не сделать из дикого медведя тоже ручного?

Я уже предвижу в недалеком будущем, как мой способ укрощения медведей произведет переворот во всем мире. Представляю себе такую картину. Прекрасные медведи стадами пасутся в лесах, а вечером, под звуки барабана и флейты, они будут возвращаться домой, по деревням, ласково поглядывая на своего любимого пастуха. Летом им будут остригать шерсть, а зимой станут откармливать их картофелем и пшеном. В «Пештском Ллойде» введут постоянную рубрику, в которой будет значиться: «Первострижная медвежья шерсть в спросе. Медвежий жир — в сильном повышении. Медвежьи шкуры — в большом требовании…» И в экипажи можно будет впрягать их. Настоящим солидным помещиком будет считаться только тот, который приедет в город на четверке белых медведей. А скотницы будут доить медведиц…

Ба, какая мысль!.. Какая мысль, в самом деле! Отчего бы и мне, бедному, брошенному в ледяной пустыне матросу, не покормиться медвежьим молоком?

Я сделал опыт, и он отлично удался: медведица охотно позволила мне воспользоваться ее молоком.

Белая медведица приняла меня на место своего детеныша — такого волшебного действия хлороформа еще никто никогда не представлял себе!

Однако, укрощен-то только один медведь. Что же я поделаю со всеми остальными, которые ревут, как сумасшедшие, там, на льду, вокруг корабля?.. Я слышу, они уже на палубе и обрабатывают опускные двери.

Моя медведица трепещет. Она, очевидно, боится за мою жизнь.

Я на скорую руку прозвал ее «Бэби» и сказал:

— Успокойся, Бэби! Авось, я как-нибудь полажу и с твоими соплеменниками.

Бэби кинула мне взгляд, полный искреннего сочувствия.

Я действительно надеялся, что полажу хоть с целой сотней белых медведей.

В нашем кабинете редкостей стоял длинный ряд больших стеклянных сосудов с широкими отверстиями. Все они были доверху полны спиртом. В некоторых плавали различные препараты и редкости, которые наши ученые собирали для европейских музеев, да, очевидно, забыли здесь впопыхах вместе со мной.

Между прочим, тут находился и розовый тюлень, о котором шло столько толков в научном мире.

Я взял две большие корзины, наполнил их банками и прикрепил к спине Бэби. Сам же я окутался шкурой белого медведя, несколько времени тому назад убитого одним из моих товарищей, опрыскал ее хлороформом, завязал себе нос и рот платком, пропитанным уксусом — без этой предосторожности я бы сам унаркотился до степени осла — и отворил дверь на палубу, показывая Бэби знаками, чтобы она двинулась вперед.

Она покорно пошла наверх.

Я рассчитывал, что медведи тотчас же завладеют корзинами, то есть, главным образом, банками с их лакомым содержимым. При этом я надеялся узнать их короля. Ведь, по всей вероятности, он выберет себе самый лучший кусок, то есть розового тюленя; этим он выдаст свое достоинство, и я поспешу подружиться с ним.

Остальных тогда нечего будет бояться.