Поезд приходит в город N

22
18
20
22
24
26
28
30

— Однако! — мужчина-Бонифаций повертел трубку в ладони, озвучил цену, забрал люсины деньги и исчез в задверной тьме, однако вскоре появился вновь, щегольски одетый в светло-коричневый костюм с жёлтым галстуком в синий горох. На голове у него была чёрная мушкетёрская шляпа, из-под которой во все стороны торчали завитки; в руке — трость-зонт.

— Когда у вас поезд? Не бойтесь, успеем, — тут же махнул он рукой, и бодро зашагал, помахивая зонтом, через двор и далее на улицу, полную луж и очереди из бабушек в местное отделение сбербанка. Люся, оббегая лужи, прыгала за ним; таким макаром они прошли буквой Z несколько улиц и вышли через арку в окружённый малоэтажными домами дворик.

— Китайцы! — провозгласил Бонифаций, махнув по сторонам зонтом. Двор действительно был заполнен китайцами, преимущественно китаянками, которые загудели, завидев экскурсантов, и притащили Люсе тарелку с едой.

— Это манты, — пояснила Люсе жизнерадостная китаянка лет шестнадцати в кружевном красном передничке. Вокруг китайцев во всём дворе прямо на стенах были развешаны драматических цветовых сочетаний картины, а на бельевой верёвке на прищепках свисали фотографии.

— Арт-объект! Художественное пространство! Креатив! — важно сказал Бонифаций и стащил у Люси мант. Второй Люся съела сама, разглядывая фотографию, на которой было что-то среднее между марсианским пейзажем и кожей на ноге в макросъемке.

Доев, Люся попыталась что-то понять в происходящем, но китайцы широко улыбались и говорили по-китайски, а Бонифаций, наевшись, снова призывно махнул зонтом:

— Труба зовёт!

Труба, оказывается, звала в прямом смысле: побегав за Бонифацием ещё минут тридцать по улицам и улочкам, Люся поднялась в непримечательный внешне дом на восьмой этаж и через такую же непримечательную дверь попала в «Музей Трубы», он же — тайный бар.

— Позвольте! — поднял указательный палец владелец «Трубы», мужчина лет сорока с бородой в форме лопаты, в которую были симметрично вплетены три ромашки. Он стоял за стойкой, на которой было дизайнерски написано «Всем труба», и протирал стаканы. — Позвольте! Мы не бар! Здесь происходят дегустации лучшего алкоголя мира и свежайшего крафтового пива, домашнего и дикого — только для тех, кто понимает! А бар — что такое, в сущности, бар? Место пьянки, попойки, пошлости…

— А-а-а, — понятливо кивала Люся, присевшая на барный стул в виде дымохода и стратегически пригнувшаяся от раструба трубы, свисавшей с потолка. Такая же труба упиралась Бонифацию в шляпу, но тот, не обращая на это внимания, дегустировал что-то с названием «Пропажа 757». Люся сделала глубокий вдох и присоединилась к тем, кто понимает.

Часа через два она поняла очень многое и готова была понимать дальше, но Бонифаций, залив в себя очередное нечто с названием «Горячая страстная улитка», решительно поднялся со стула и бесцеремонно сдёрнул Люсю за собой:

— Экскурсия!

— Ох, — вздохнула Люся, но послушно выползла на свежий воздух. На душе у неё было весело и пьяно, город Краснопуповск резко набирал очки.

— Еда! — перечислял Бонифаций, хаотично размахивая зонтом одной рукой, а второй придерживая норовящую уйти в клумбу Люсю. — Вода! В смысле — питье! Да. Теперь что?

— Что? — пискнула Люся, обходившая лужу по куску сохранившегося бордюра.

— Культура!

— Культура была, — поправила его Люся, — арт-объект.

Он остановился. Затем продолжил:

— Тем более! Значит, что? Архитектура!

Ещё через неизвестно сколько времени солнце начало подумывать о закате, Люся начала трезветь, а Бонифаций вывел её к заброшенному зданию в крапивных кустах. Понять изначальную сущность его уже было нельзя — все три этажа изнутри и снаружи выглядели так, словно именно тут проходил финал на лучшее граффити мира. Снаружи зеленоволосый Джокер, оскалившись, смотрел на огромного Чеширского Кота, плывущего над игральными картами, которые на проверку оказались оконными проёмами третьего этажа. Ниже вор с мешком денег забирался в окно, спасаясь от разъярённого Скруджа. Внутри одну из стен полностью занимала балерина в полумаске, перламутровой пачке и с катаной, а одна из комнат была настолько чёрно-белая, что было неясно, где кончаются стены и начинается пол или потолок. Это была обманка, иллюзия, игра со зрением и восприятием, как и пол с реалистичными трещинами и провалами — реалистичными настолько, что Люся, всё понимая умом, всё же обошла глубокую яму, на дне которой поблескивали жестяные банки колы, по стеночке.