– Вот и я о том, – крякнул Самбурский. – Вот и я.
Марк прикрывает глаза и слушает шаги Самбурского. У дверей тот замирает и говорит.
– Я отослал Нику в Париж на неделю. Почти силой. Она рвалась к тебе, я соврал про реанимацию и про то, что к тебе не пускают. Обещал держать в курсе и обещал, что ты не сдохнешь. Она поверила. Моя дочь до сих пор считает, что я – господь бог и способен решить, кому жить на этом свете, а кому умирать.
– Спасибо, – Марк сглатывает, но понимает, что благодарность искренняя. Он не хотел бы, чтобы Ника была с ним из жалости, или из-за чувства долга.
– За что? – удивляется Самбурский.
– За то, что уговорили уехать и за то, что не пустили ко мне.
– Я не знаю, что происходит между вами с Никой, но я не хочу видеть тебя рядом с ней. Прости за откровенность.
– Знакомые чувства, – слабо усмехается парень и снова смотрит на Валерия Ивановича. – А самое главное, такие близкие. Я тоже не хочу видеть вас рядом с матерью.
Самбурский, кажется, даже немного бледнеет.
– А что вы думали, это такая тайна и я полный дебил и не догадаюсь? Так что мы с вами в очень похожей ситуации. Только вот я не приближусь больше к Нике. Я действительно исчезну и не буду с ней встречаться, потому что так правильно. Потому что не могу дать ей ничего. Ей будет лучше. А вот вы сделаете так же?
– А я могу дать, – отвечает Самбурский. – И ко всему прочему, хочу.
– Деньги? – хмыкает Марк.
– И их тоже. Но они не главное.
– А почему же вы против меня, раз деньги не главное?
– Потому что Ника слишком много из-за тебя плачет. Ты когда-нибудь видел, чтобы твоя мать плакала из-за меня?
Вопрос риторический. Не видел. Она наоборот, будто светится изнутри. Самбурскому ответ не нужен, он разворачивается и направляется к выходу. К чертям все. Марк в любом случае, все решил. Безусловно, деньги не главное, если про них не нужно думать нон-стопом каждый день. Вряд ли Ника хочет именно этого.
– Валерий Иванович, – тихо зовет Марк, когда Самбурский практически закрывает дверь.
– Ну что?
– Ремонт.
– Что ремонт?