– Если мне не изменяет память, вас назначили начальником штаба, граф-полковник Штауффенберг, – да, нет?
– Так точно, господин командующий.
– Идите и приступайте к исполнению своих обязанностей, или, может быть, вначале вы собираетесь убить фюрера – а уж потом заняться исполнением своих непосредственных служебных обязанностей?
– Второй вариант для меня предпочтительнее. Тем не менее вначале я займусь сугубо штабными делами.
Массивная нижняя челюсть Фромма вновь отвисла и, описав полукруг, словно жернов, вернулась на место. Его поразила эта страшная откровенность полковника. Насколько же нужно ненавидеть фюрера и насколько не ценить свою собственную жизнь, чтобы решиться на такую безоглядную заговорщицкую храбрость, признал командующий. Неужели они задумали все это всерьез? «Нет, – сказал он себе, вновь провернув нижней челюстью-жерновом, – люди, всерьез задумавшие убить фюрера и осуществить государственный переворот, так вести себя не могут. Не должны».
– Вы – самоубийца, полковник Штауффенберг, – швырнул он, словно нож, в спину полковнику, который уже взялся за дверную ручку. – Мне жаль вас.
Граф оглянулся, и единственный глаз его кровянисто взблеснул, отражая оранжевый луч предзакатного солнца.
– Вы абсолютно правы, господин командующий. Но почему вы имеете в виду только меня?
– Кого же еще?
– Всю нацию.
– Нация самоубийцей не бывает.
– Ошибаетесь. Нация, позволившая прийти к власти такому человеку, как фюрер, – это и есть нация самоубийц. Так не кажется ли вам, что гибнуть нам предстоит всем вместе?
– Это вам так хотелось бы – чтобы всем вместе – да, нет?
3
Они вылетали с восходом солнца.
Небольшой строй летчиков – на продуваемой океанскими ветрами взлетной полосе острова. Гортанные слова напутствия, которые прокричал, глядя на шестерых пилотов-смертников, свирепого вида полковник-самурай…
Камикадзе по очереди подходили к столику, кланялись полковнику, кланялись лежавшему на столике ритуальному самурайскому мечу и императорскому флагу Страны восходящего солнца на невысоком флагштоке…
Гитлер просматривал этот специально для него доставленный из Японии документальный фильм уже в четвертый раз. И в четвертый раз во время ритуальной сцены клятвы императору он приподнимался и, вцепившись руками в спинку переднего стула, оцепенело всматривался в лица добровольцев смерти.
Мужественные, с окаменевшей суровостью, лица. Мужественные улыбки. Решимость во взглядах… Они идут на гибель. Они сознательно идут на нее.
«Эти пилоты добровольно избрали путь посвящения своей жизни императору. Они не рассчитывают на спасение. Если бы кто-то из них каким-то чудом спасся, то воспринял бы свое спасение как божественную тень позора, падающую не только на него, но и на весь его род. И наверняка покончил бы жизнь самоубийством. Сейчас сознание камикадзе подчинено только одной мысли: завершить полет так, чтобы гибелью своей принести гибель как можно большему числу врагов и тем самым посвятить свою жизнь императору…» – читал за кадром диктор. И Гитлер ощущал почти физическую потребность шагнуть из зала туда, на экран, присоединиться к строю камикадзе, сесть в обреченный самолет и «священным ветром богов» вознестись в утреннее небо.
ebooksa