Ветер богов

22
18
20
22
24
26
28
30

– Массовый отвод войск к границам рейха, к Рейну – это ведь тоже выход.

– Но это совершенно не то, что отводить войска с одного конца Ливийской пустыни в другой, – меланхолично обронил начальник Штаба оперативного руководства вермахтом генерал Йодль. – Отходить-то придется к берегам Рейна, а не Нила.

– С географией у вас все в прядке, генерал, – признал Роммель. Кто только ни обыгрывал его африканские рейды при каждом удобном случае.

Серпантин горной дороги. Буковые рощи. Старинные мосты, зависающие над горными речушками, словно окаменевшие, утратившие весь спектр своих красок радуги…

Роммелю хотелось, чтобы эта поездка продолжалась вечность. Будь он один, конечно же, остановил бы машину у первого попавшегося моста, спустился бы к горной речушке и просидел бы над ней до заката. Не возглавлял бы их колонну автомобиль фюрера, он, очевидно, так и поступил бы.

«Застрелился бы он, что ли… – неожиданно появилась у Роммеля первая и единственная за всю дорогу четко сформулированная мысль. – Как прекрасно, если бы фюрер избавил Германию, Европу, весь мир от своего навязчивого присутствия. Сколько людей уходит из жизни, опустошая ее своим скоропостижным исчезновением, а этот столько лет опустошает мир, опустошает жизнь миллионов людей, не понимая, что самое великое, самое святое, что он способен сделать для человечества, – это избавить его от себя. А ведь именно через такие мысли люди приходят к идее террористического акта как последнего аргумента…» – попытался остановить себя Роммель. Он вдруг вспомнил о том, что в Берлине уже создана целая группа генералов и офицеров, готовящих покушение на фюрера.

Чего они тянут? Какого момента выжидают? Нет исполнителей? Но не браться же за пистолет фельдмаршалу! Должен же найтись кто-либо из офицеров, готовых пожертвовать собой ради избавления! Хотел бы он знать фамилию этого человека. Изыскал бы любую возможность встретиться с ним и вдохновить.

– Клессхайм, господин фельдмаршал, – спасительно выхватил его из водоворота террористических грез адъютант. – Здесь прекрасный замок…

– Сейчас мы должны быть под Парижем. Нет нам прощения. Оставить в такие часы солдат, всю армию без командования!..

32

– …Вы же знаете, что к методам постельного шпионажа я не прибегаю, – обиженно поджала губы Мария-Виктория.

Скорцени вспомнил, что Фройнштаг называла ее смазливой итальяшкой. Возможно, Лилия и вкладывала в это прозвище весь свой арийский сарказм и макарононенавистничество, однако оно звучало довольно правдоподобно: несмотря на все жизненные передряги и военные неурядицы, княгиня по-прежнему оставалась удивительно смазливой. Открытое смугловатое лицо таило в себе какие-то неосязаемые колдовские чары, а утонченные римские черты заставляли воспринимать женские образы на полотнах известных итальянских мастеров как не совсем удачные копии, слишком многое теряющие по сравнению с оригиналами.

– Почему вы считаете, что я обязан знать это? Да к тому же верить вам на слово?

– Хотя бы из вежливости, – вновь усевшись за стол напротив Скорцени, Мария-Виктория проводила взглядом двух коммандос, которым так и не пришлось исполнить свою миссию, и, капризно поджав губы, обратила взор на «первого диверсанта рейха».

– Из вежливости я могу простить вам что угодно, но только не шантаж с помощью этих двух недоученных макаронников – уж извините меня за мой германский национализм.

– Тем более что они немцы.

– Тем хуже для них.

– Итальянские, конечно. Из региона Трентино-Альто-Адидже. Господин Муссолини активно использует выходцев из этого края, чтобы укрепить свою безопасность, эксплуатируя прогерманский дух этих вояк, – спокойно объясняла Сардони, уводя штурмбаннфюрера от разговора о шантаже.

– Но ваши горлодавы, судя по всему, больше заботятся о своем будущем, нежели о судьбе Третьего рейха.

– Они исходят из того, что очень скоро всем нам придется почувствовать себя естественными союзниками, противостоящими коммунистическому нашествию. Неужели это так трудно понять?