Гремучий ручей

22
18
20
22
24
26
28
30

– Она сначала долго кричала и плакала. Я пыталась ее успокоить, но у меня не получается так, как у тебя.

У нее не получается, потому что она еще слишком юная, потому что не общалась с бабой Гарпиной и не читала запретную тетрадку. Но в ней тоже это есть, просто оно пока крепко спит и, даст бог, никогда не проснется.

– Что она сказала? – Раздеваться Ольга не стала. Очевидно, что нужно идти к дому Зоси, уговаривать, успокаивать по второму кругу. Очевидно, что это ничего не даст, потому что Митька не вернется. Себя можно не обманывать. Если ушел сам, то к партизанам. Если забрали, то туда, откуда вернуться тяжело. Хоть Мишаня и утверждал, что никаких арестов в Видове не было. А если не в Видове?

– Зося сказала, что он ей снился. – Танюшка принялась натягивать сапоги. – Митька снился, звал на помощь, говорил, что ему очень страшно. Представляешь, бабушка?

Ольга представляла. Если бы, не дай бог, пропала Танюшка, ей бы тоже снились кошмары.

– А потом стала говорить, что виновата, что плохая мать, раз забыла, что Митька пропал.

Не плохая, а бестолковая. Бестолковая и несчастная. И она тоже бестолковая, если решила, что можно заставить мать забыть своего единственного ребенка.

– Сначала хотела бежать его искать, но я отговорила. Куда ей в таком состоянии, да?

– Ты правильно сделала, Татьяна. Ее не нужно было никуда пускать.

Танюшка вздохнула с облегчением, словно чувствовала за собой какую-то вину.

– Я напоила ее чаем. Кажется, она даже успокоилась, перестала плакать, сказала, что у нее есть предположение, где может быть Митька. То есть, она как-то по-другому это сказала, но я именно так поняла. Мне показалось, она что-то вспомнила, какой-то важный разговор, потому и успокоилась.

А такое возможно? Возможно ли, что через пролом в защитной стене хлынули не только воспоминания о сыне, но и другие, почти забытые? Ольга была уверена, что возможно. Эти ее… способности. На самом деле и даже вероятнее всего – это не что иное, как гипноз. Она каким-то удивительным образом научилась гипнотизировать людей. Не всех, но многих. Кто-то поддавался легче, кто-то тяжелее. Кто-то не поддавался вовсе. А Зося под действием гипноза внезапно вместо того, чтобы забыть, вспомнила что-то очень важное. Только непонятно, почему так волнуется Танюшка…

– Она ушла? – спросила Ольга.

– Ушла. – Внучка кивнула. – Только сначала попросила у меня бумагу и карандаш.

– Зачем?

– Сказала, что хочет написать записку.

– Написать? Татьяна, Зося безграмотная, она не умеет ни писать, ни читать.

– Теперь умеет. – На Танюшкином лице мелькнула тень улыбки. – Я ее учила последние два месяца. Это был наш секрет. Она хотела удивить своего Гринечку. Говорила, вот Гринечка вернется, а я с его любимой книгой в руках сижу и вслух читаю.

Гринечка не вернется… Но Ольга понимала это страстное желание верить в чудо. Она и сама очень долго верила. Сначала после первой похоронки, потом после второй… Даже сейчас ей все еще хочется верить.

Ей бы спросить, кому Зося собиралась писать записку, а вместо этого она спросила, какая книга была у Гринечки любимой. Стало вдруг очень любопытно.