Приключения либроманта в СССР,

22
18
20
22
24
26
28
30

— На всём понемногу, — ответил я, аккуратно укладывая инструмент обратно.

— Сбацай ещё что-нибудь? — попросил меня клавишник.

— На этой гитаре не смогу, — покачал я головой.

— Гитара плохая? — насмешливо спросил меня соло — гитарист, видимо, тот самый Славич, отдавший за неё большие деньги.

— У тебя струны на двенадцатом ладу чуть ли не на сантиметр отходят, — покривил я душой. Нет там сантиметра, миллиметров шесть — семь, не больше, но и это явный перебор. Раза в два струны выше стоят, чем нужно.

— И что? — уставился на свою гитару её владелец.

— Да я сам удивляюсь, как ты на ней ещё играть умудряешься. Я вот точно не смогу. Разве что по нотке тыкать, так кому это интересно. Ладно, пойду я. Саш, ключ от машины прихвати, камеры тебе выгружу, — напомнил я другу цель своего приезда.

— Э-э, постой. Тебя как зовут? — ухватил меня клавишник за рукав рубашки.

— Никак не зовут. Я обычно сам прихожу, — сходу ответил я и дождался, пока все просмеются, похоже, что этот прикол парни ни разу не слышали, — А вообще, кому как больше нравится. Можно Валера или Грин, а можно и вовсе Джон, — переглянулся я с Саней, ухмыляясь. Рассказал мне батя их историю про Джона. Краснел при этом, правда, но я от души поржал, как они с Кругловым девчонку лихо на групповушку развели. Батя тогда из себя американца Джона изображал, а в заботливо сохранённой бутылке из под виски у них самогон был налит. С тех пор Саня часто меня молочным братом называет.

Мда-а. Теперь уже меня, получается…

— Слушай, Джон, — начал было клавишник, но тут ему пришлось остановиться и подождать, а то нас с Сашкой что-то вдруг на ха-ха пробило резко, — А на клавишах ты тоже играть умеешь?

— Плохонько, — ответил я, вытирая набежавшую слезу. Давно я так не смеялся. Вообще, впервые в этой, новой жизни, ржу по-настоящему.

Подойдя к Вермоне, я потыкал в клавишу, пытаясь подобрать звук поинтереснее. Хаммонд не Хаммонд, но чего-то добился, заодно обнаружив подобие атаки. Демонстративно хрустнул пальцами, зажав их в замок и вывернув руки, замер на секунду.

Клавиатура на органе неплохая, такая, как я люблю. Это на рояле, с его механикой, я бы не стал ничего играть. А тут почти как у синтезатора клавиши. Лёгкие и с коротким ходом. Для начала взял пару сложных джазовых аккордов, во все десять пальцев. А потом, с форшлагами, скатился джазовой вкуснотищей вниз, пройдясь по всей клавиатуре.

Джаз штука такая. Если ты его чувствуешь и можешь исполнить, то и он к тебе лицом поворачивается. По нотам его не сыграешь. Будут просто ноты, а джаза не будет. И тут никакая техника не поможет. Хоть сто двадцать восьмыми играй, но если это не будет вкусно, то джаз — это не твоё.

Покрутил ещё регулировки, подбирая под найденный звук подходящие фрагменты музыки. Что могу сказать. Бедненький инструмент этот электроорган. Где-то в ансамбле ему ещё есть место, а самостоятельно Вермона не слишком жизнеспособна. Надо сильно извернуться, чтобы на нём что-то приличное удалось сыграть.

— Ты где так с клавишами наловчился? — под общее молчание спросил у меня Саня, когда я отошёл от инструмента.

— Школу по аккордеону закончил, — озвучил я деталь из биографии отца.

— Не говорил же никогда.

— Так ты и не спрашивал, — моментально сообразил я, что музыкальное образование отцом не афишировалось, скорее всего, из-за предмета обучения.