Схватка

22
18
20
22
24
26
28
30

Я сорвал с груди знак архканцлера и крутанул в воздухе на тяжелой золотой цепи. Острый край зацепил маску трагика, взвизгнул, выбив веер искр. Трагик нерешительно замер, а комик начал обходить меня сбоку, но я, не переставая вращать архканцлерский знак, саданул комика ногой в коленку. Попал удачно, комик охнул и отпрянул, запрыгал на одной ноге, сдавленно сыпля проклятия сквозь прорезь улыбки и размахивая фонарем. Трагик надвинулся, кинжал рыскнул острием, словно сам выбирал место для удара. Я отскочил и махнул цепью: знак врезался в предплечье трагика и кинжал выпал из его пальцев. Я вмазал ногой в живот убийце, попал, хотя целил пониже, и пока он, скрючив тело, пытался отступить, подхватил кинжал с пола. На синеватой стали виднелись кровавые разводы.

Теперь у меня есть оружие, хо-хо-хо!

Только как фехтовальщик я дуб стоеросовый, если не хуже.

— Хро-хру-хря! — послышалось за спиной. Пьяный голос Шутейника пробормотал невнятно:

Я небом проклят, я не свят.

И сам себе я кровный брат.

Везде печален мой удел,

Мирок мой жалкий уж истлел.

Истлел, как же, раздраженно подумал я. Не истлел, а пропитался вином, пьяная ты сволочь!

Комик напал справа, со стороны особенно высоких бочек, от которых шел сильный мятный дух. Глазные впадины улыбчивой личины напоминали дыры в ад. Я выставил кинжал, сталь визгливо ударилась о сталь, затем еще трижды; комическая маска пробовала мое умение фехтовальщика. Из прорези рта раздался смешок, и заключалась в нем бездна презрения боевым умениям выскочки-архканцлера.

Мы обменялись еще десятком ударов, причем у меня сложилось впечатление, что комик изучает мой стиль боя, который я мог бы назвать стилем кривого дуба. Изучает, чтобы завершить схватку одним точным ударом. Кинжал танцевал в умелых руках.

— Шутейник! — крикнул я, чувствуя, как паника начинает овладевать телом, как слабеют ноги.

— Тише, я сплю, — пробормотал гаер. — Не звените посудой!

Волны на берег ложатся

В кружеве белопенном.

Они умирают… и снова родятся!

Не думал, что буду спасать свою шкуру под философские стишата.

Я едва отбил удар, направленный мне в грудь. Улыбчивая маска резанула по моим глазам фонарем. Я невольно прикрылся рукой от светового меча и вовремя отступил — иначе танцующий кинжал пропорол бы мне живот. Он и вспорол… ткань мундира, черканул по ткани рубашки ледяным кончиком. Комик засмеялся — по-настоящему негромко засмеялся — и снова блеснул фонарем мне в глаза.

Я не страдаю повышенной эмоциональностью, но это маниакальное желание меня убить доведет до нервного срыва. Люди Средневековья все-таки просты — если человек мешает, нужно его устранить. Убить, ну разумеется, а что же еще? Убить — это легче, чем договориться, легче даже, чем купить человека, хотя купить порой проще, намного проще.

А где трагик? Я как-то упустил его из виду… Исчез! Верно, наладился в обход, сейчас прыгнет мне на спину. Я оглянулся и едва не пропустил удар в горло.