Последняя игра чернокнижника

— Ринс, — я недолго помолчала, решаясь на последнее признание. Но в этой тоске решиться оказалось проще простого. — Знаешь, я, наверное, совсем не умею говорить о чувствах, доверять, доверяться, да и тебя потому не слышала. Но поскольку другой возможности не будет…

— Вот только не сейчас, Кать. Это уже слишком.

Как разговор по сотовому телефону, когда не можешь отключить вызов. Но Ринс больше ничего не сказал, не сказала и я.

Глава 39

Тянуть дальше не имело смысла — чем больше я рассматривала с высоты этот мир, тем больше понимала, что ничего толком в нем увидеть не успела, а это вызывало сожаление. Поднялась, отряхнулась. Шла уверенно, но вся моя решимость заключалась только в том, чтобы не начать сожалеть.

Богиня проснулась, когда я подошла к решетке — быть может, ее разбудила надежда. Я взялась пальцами за прутья, твердо уверенная, что они поддадутся — моей слабой силы хватит на последний шаг к судьбе. Ощутила, что за спиной стоит Ринс. Я знала, зачем звала, — попрощаться, в последний раз заглянуть в черные глаза. Но когда почувствовала его присутствие, не обернулась. Поняла, что если обернусь, то на этом и иссякну. Отложу решение проблемы или перенесу его на чьи-то плечи, избавлюсь от груза, забуду о жертвах своего промедления — это все будет легче, чем сначала посмотреть ему в глаза, а затем решиться на осуществление задуманного.

Дверца поддалась даже без скрипа — магия. Вероятно, Богиня давно ждала освободителя и в такой близи была способна на чудеса. Сделала еще шаг вперед, сказала, не оборачиваясь:

— Я рада, что узнала тебя, Ринс. И пусть именно от этого сейчас так больно, но я все равно рада. Дождалась своего принца… совсем не прекрасного, но своего. Знаю, что ты чувствуешь то же. Потому прошу, отопри потом замки, выпусти нас, не обрекай меня на вечность в темноте. Лучше смерть, чем несвобода.

Я не знала, кивнул ли он или никак не отреагировал, положилась на его чувство, на его такую же больную любовь ко мне, поскольку больше опираться было не на что. Еще шаг.

— Я согласна.

Не было никаких взрывов, ярких фейерверков и ощущений — я вообще ничего не почувствовала, просто перестала видеть перед собой ослепительную красоту Богини. Попыталась поднять руку — и мне это не удалось. Сделано.

Но сразу после меня рвануло куда-то вниз, и за какую-то миллисекунду я осознала то, что мне пытался втолковать Ноттен — сравнение моего сознания и ее. Я оказалась в бесконечности, в космосе, а везде вокруг была она — бездонная и простирающаяся во все стороны. Глаза все еще открыты — но это уже ее глаза. Моего так мало, будто я атом в бушующем океане — вроде бы есть, но ничтожен в общем потоке.

Я чуть привыкла к ощущению беспомощности и начала с того, чтобы вспомнить свое имя. Но наткнулась на очередные потоки — все попытки обратиться к своей памяти тонули в том же океане. Теперь памяти Богини было неизмеримо больше, попробуй-ка отыскать мельчайшее свое. Меня топило фактами чужого существования…

А ведь она почти во всем со мной была честна. Да, она была жестока, но никогда жестока без повода. Карала за преступления, не позволяла магам применять силу во вред. Случалось и такое, что уничтожала целые народы — но лишь при условии, когда видела в них взрывоопасную агрессию. Все ее преступления можно было только с натяжкой назвать кровавыми расправами — тираном Лайтимерр была не больше многих правителей в моем родном мире. Она не обманывала своих последователей, когда обещала им торжество справедливости, — я видела во всех этих волнах, что даже заслуженные расправы не приносили ей удовольствия. Вся пролитая ею кровь не была для нее праздником или актом высокомерия, она всерьез полюбила этот мир, в котором магия имеет самое очевидное проявление, и хотела сделать его лучше.

Меня накрыло другой волной, здесь можно копаться бесконечно. Ее боль об Андрее — она и в этом не соврала. Похожую боль она испытывала всякий раз, когда в капсуле обнаруживали разорванное тело, но на Андрее она уже не смогла сдержаться. Увидела я и то, что тело Андрея ей надолго не подходило — ведь он был мужчиной, а она обязана быть Матерью. С его помощью она собиралась только выбраться из ловушки, уйти в наш мир, а потом отпустить, когда найдет согласную на это женщину.

Видела я и смутными пятнами ее сородичей. Богиня — далеко не единственная представительница их вида, хотя народ ее немногочисленный. Просто миров миллиарды, Матери обречены расходиться в разные стороны. Постоянно дарящие, и никогда — одинокие. Они вступали в любовные связи с мужчинами, растворялись в людях и оставляли в мирах искры. Богиня действительно хочет вернуться домой, но никогда не вернется — слишком далеко, слишком призрачен путь обратно.

Самый тяжелый пласт воспоминаний связан с ее заточением. Она не умела существовать изолированно, она рождена быть неотъемлемой частью общего, потому такая пытка оказалась немыслимой. Я сосредоточилась, поскольку почувствовала приближение первой и единственной лжи в рассказах Богини. Маги обвинили ее в том, чего она не совершала, поскольку им надоел справедливый ее контроль. Вначале Богиню пытались уничтожить, тогда она солгала, что на ее существовании завязана вся магия, умолчала о наследовании дара. Надеялась, что этим остановит зарвавшихся айхов. Но они придумали выход страшнее.

Сотни и сотни лет в этой клетке. Вначале она не спала, затем ее лишили тела, чтобы не убила себя. Уже много позже более милосердные маги решили ей облегчить наказание и начали погружать в беспамятство, будя только во время ритуалов. Мысли, мысли, болезненные сны, кормежки, снова сны. И из этого я вычленила важное — бесчеловечные мучения приводили Богиню к единственному выводу, за который она столетиями и цеплялась: она сделала подарок миру, который этого подарка не заслуживал. Она совершила ошибку. Идея эта врастала в ее сознание, уничтожала все, чем она была прежде. За такое время из нее вытравили Мать и породили Возмездие. Из этого мира она не уйдет, пока не оставит от него пепелище. Не сможет уйти, это будет выше всей ее гигантской воли. Похоже на то, как из маленького любопытного мальчика с даром чтеца можно вырастить хладнокровного убийцу, но в намного больших масштабах. Соврала она мне только в этой теме, потому что знала — когда я все это увижу, то буду с ней согласна.

И я стала с ней согласна.

Но…