– Ну, обычно вы своим привычкам не изменяете, – осторожно сказала секретарша.
– Но они про это не знают.
И ушел в кабинет. Дверь захлопнулась, отрезая меня от всего мира и оставляя наедине с собой.
Спокойствие вернулось быстро.
Я сел в большое кожаное кресло и, крутанувшись на месте, с интересом посмотрел на циферблат настенных часов.
Итак, в данный момент в зале для переговоров сидят два господина и наверняка мне заявят, что отыскали родственников, которые кинули младенца в роддоме, а сейчас вдруг всполошились.
Что там немец говорил про предполагаемую мать? Попала в аварию и после этого резко переосмыслила жизнь.
Но секретарша сказала, что с Сайн-Витгенштайном пришел мужчина, а не женщина.
Отец, брат, дядя?
Если честно, то мне хотелось послать их куда подальше. Но из глубины души поднималась тень того мальчика, которым я некогда был, и она изводила меня болезненным любопытством.
Мне хотелось ее видеть. Узнать имя.
Узнать почему? Кем нужно быть, чтобы бросить своего ребенка?! Бросить, вычеркнуть из жизни и памяти и за тридцать лет ни разу даже не поинтересоваться, что с ним стало!
Где она была, когда я болел или когда валялся на больничной койке с первым переломом? В детском доме жестокие порядки, и впервые мне сломали руку в драке в девять лет. И ночь, полная бесконечной боли, мне запомнилась на всю жизнь. Я тихо выл в подушку, закусывая ее угол, и плакал в последний раз в жизни. В последний же раз я звал мать.
Наверное, именно тогда окончательно понял, что никто не придет. Никто. Никогда. Я один и могу рассчитывать только на себя.
Это воспоминание прошлось по моим нервам, словно оголенный провод на двести двадцать вольт. Тряхнуло так, что я судорожно сжал руки в кулаки, чтобы хоть как-то усмирить дикую потребность крушить все вокруг. Оно же подтолкнуло к тому, что я больше не хотел растягивать ситуацию. Забил на первоначально злорадную задумку, заключающуюся в том, чтобы заставить визитеров ждать минимум полчаса, и вышел из кабинета.
Путь до зала переговоров прошел как в тумане. Знакомые коридоры, обезличенные светлые стены, привычно шарахающийся в сторону персонал.
Прозрачные двери открылись быстро и неслышно. Ко мне тотчас обернулась сидящие за овальным столом мужчины. И самое удивительное, что того, второго, я тоже знал.
– Добрый день, мистер Харрис, – ровным тоном поприветствовал меня высокий брюнет, делая несколько шагов навстречу и протягивая ладонь для рукопожатия. – Рад снова увидеться, хотя и не думал, что это будет в такой ситуации.
Мы и правда были знакомы. Томас Матисон – один из богатейших людей Нью-Йорка. Но наши интересы никогда не пересекались, потому знакомы мы были шапочно.
– Добрый день, мистер Матисон, – с усилием вытолкнул из себя я и совершенно искренне сказал: – Не могу сказать, что думаю так же.