Сын Дьявола

Глава 48. Лана

Где-то внутри улей. И он жужжит. Жужжит. Ошибка. Ты делаешь ошибку. И я понимаю, что сейчас, когда в зале танцуют бывшие одноклассники, пока на трибунах восседает отец с будущим тестем, нельзя идти за Максимом.

Нельзя вестись на его хриплый, соблазнительный шепот «последний раз». Нельзя. Сплошные нельзя преследуют меня всю жизни. Сначала материнские: нельзя мечтать о кукле — «На тебе бутылку, можешь нарисовать ей глазки». Нельзя мечтать о конфете — «Пожуй корочку хлеба». Потом были другие нельзя: нельзя смеяться, нельзя широко улыбаться, нельзя громко разговаривать, нельзя конфетку. Пожуй лист салата.

А с Максимом эти все «нельзя» стали одним прекрасным «можно». И запретное стало казаться самым правильным.

А теперь он говорит «последний раз», потому что я не могу уйти за ним.

А как я могу уйти?

Как я могу рисковать всем и снова вернуться в жизнь матери шлюхи и пьяницы. А кто? Кто мне даст гарантию, что с Максимом это не случится? Кто мне даст гарантию, что завтра он не кинет меня одну?

Но последний раз можно. Правда ведь? Риск того стоит.

Потом сразу домой и скажу, что разболелась голова. У Марины постоянно болит голова.

Так что… Иду за Максимом.

Только вот шмели внутри все никак не успокаиваются, жужжат все громче, все настойчивее, кусают, заставляют мысли метаться как мячи пинг-понга в голове. И сразу вспоминается сегодняшний ночной сон.

Тот самый, что не снился мне уже месяц. Огромный, черный, лоснящийся доберман. Глаза светятся гневом и злобой, а пасть раскрыта и слюни стекают на землю. И я почему-то не бегу, хотя все внутри меня вопит: «Уноси ноги! Вали отсюда, нахрен!». А я стою как дура, не могу пошевелиться, смотрю в черные глаза и протягиваю руку. Надеюсь, что лизнет. Но рука так и остается протянутой и забытой, а боль разрывает естество.

Клыки вгрызаются мне в грудную клетку, рвут ее на ошметки и с треском костей достают сердце. Съедает, а я падаю и умираю.

От воспоминаний слезы набегают в уголках глаз и проливаются двумя быстрыми каплями. И ведь я знаю, что значит этот сон, но поверить не могу до самого конца. До самого финала не хочу осознавать, что то самое предательство имеет место быть.

— Куда мы? — все-таки срывается с губ шепот, но уже поздно, мы останавливаемся у двери Ольги Михайловны.

Максим тянет меня и прижимает к ней, смотрит пару секунд, словно запоминает лицо, а поджатые губы выдают работу мысли. Но и это заканчивается. Одна моя пугливая, непонимающая улыбка и вот его губы с силой впиваются в рот. Максим не целует. Он совершает акт насилия, но я стараюсь отвечать, стараюсь сказать ему, как мне жаль, что мы расстаемся. Что этот раз наш последний раз.

И он уже теряется во мне, подхватывает губами мочку уха с капелькой золотой серьги, и руками с шумом ткани задирает платье. Гладит ноги, срывает с губ чувственный вздох. Меня уже накрывает плотным кольцом возбуждение. Стягивает грудь и дышать становится труднее. Я руками тяну Максима на себя, порхаю пальцами по шее, мягким волосам.

— Давай зайдем внутрь, — предлагаю я. — Там все равно сейчас никого.

На мои слова, Максим реагирует мгновенно, отодвигается, смотрит в глаза и часто и шумно дышит. О чем он думает?

— Ты не права.