— Она притронулась к ней своими грязными руками, — продолжала Тенардье, — своими мерзкими руками!
Рыдания Козетты усилились.
— Замолчишь ли ты? — крикнула на нее хозяйка. Незнакомец подошел к двери, распахнул ее и вышел.
Тенардье воспользовалась этим временем, чтобы пнуть Козетту под столом ногой, отчего девочка завопила во весь голос. Растворилась дверь, незнакомец вернулся, держа в обеих руках сказочную куклу, на которую любовались с утра все ребятишки села. Он поставил ее перед Козеттой и промолвил:
— Бери, это тебе.
Надо полагать, что в течение часа, который он провел там, погруженный в свои мысли, он заметил эту игрушечную лавку, освещенную плошками и свечами так великолепно, что ее видно было сквозь окна кабака, как иллюминацию.
Козетта подняла глаза; она видела, как человек подходил к ней с куклой, и ей казалось, что к ней приближается солнце, она слышала невероятные слова: «это тебе»; она взглянула на него, взглянула на куклу, потом медленно попятилась и забилась далеко под стол, в угол около стенки. Она уже не плакала, не кричала, она старалась затаить дыхание.
Тенардье, Эпонина и Азельма окаменели, как статуи. Даже пьяницы замолкли. В кабаке водворилась торжественная тишина. Тенардье, пораженная и безмолвная, соображала в уме: «Что это за старикашка? Нищий? Или миллионер? Быть может, и то и другое, то есть вор».
На лице ее мужа прорезалась характерная морщина, которая ярко подчеркивает человеческую сущность, когда на нем проявляется господствующий инстинкт со всей его животной силой. Кабатчик глядел поочередно то на куклу, то на незнакомца; он обнюхивал этого человека, чуя в нем мешок с деньгами. Это продолжалось какое-нибудь мгновение. Он подошел к жене и тихо пробормотал:
— Эта штука стоит по крайней мере тридцать франков. Без глупостей. На задние лапы перед этим человеком.
Грубые натуры имеют ту общую черту с натурами наивными, что они не знают переходов.
— Ну что же, Козетта, — сказала Тенардье голосом, который она силилась сделать кротким, но который выходил слащаво-кислым, как обыкновенно у злых женщин, — отчего ты не берешь куклу?
Козетта отважилась вылезти из своей норки.
— Моя маленькая Козетта, — начал муж Тенардье ласковым тоном, — господин дарит тебе куклу. Возьми ее. Она твоя.
Козетта уставилась на чудную куклу с каким-то ужасом. Лицо ее было еще облито слезами, но глаза сияли, как небо на утренней заре, странным блеском радости. В ту минуту ее чувство походило, на то, если бы сказали вдруг: «Девочка, ты королева Франции». Ей казалось, что если она притронется к кукле, на нее обрушатся громы небесные.
До известной степени это была правда, — она говорила себе, что Тенардье ее отругает и прибьет. Однако притягательная сила одержала верх. Она наконец приблизилась и робко промолвила, обернувшись к Тенардье.
— Можно, сударыня?..
Никакими словами не передать ее отчаянного, вместе с тем испуганного и восхищенного вида.
— Экая какая! — отвечала Тенардье. — Говорят тебе, она твоя. Господин подарил ее тебе.
— Правда, сударь? — пролепетала Козетта. — В самом деле правда? Эта дама моя собственная?