— А вот и фонарь, — сказал Жондретт. — Ступай скорее вниз.
Она поспешно ушла, и Жондретт остался один.
Он поставил стулья по обеим сторонам стола, перевернул долото на горящих углях, поставил перед камином старые ширмы, закрывшие жаровню, а потом пошел в угол, где лежали веревки, и нагнулся, как бы отыскивая что-то. Тут только Мариус заметил, что это не беспорядочный моток веревок, как ему показалось сначала, а очень хорошо сделанная веревочная лестница с деревянными ступенями и двумя крюками для зацепки.
Этой лестницы и нескольких массивных железных инструментов, лежавших вместе со старым железом, сваленным за дверью, в мансарде утром не было. Жондретт, вероятно, принес их днем во время отсутствия Мариуса.
«Это слесарные инструменты», — подумал Мариус.
Будь он немножко поопытнее по этой части, он понял бы, что это не слесарные инструменты, а разные приспособления для того, чтоб отпирать замки, отмыкать двери, вырезать стекла — словом, целый арсенал воровских инструментов.
Камин и стол с двумя стульями были как раз напротив Мариуса. Жаровня была скрыта, только одна свеча освещала теперь комнату, и каждый маленький черепок на столе и на камине отбрасывал длинную тень. От разбитого горшка с водой падала тень, закрывавшая половину стены. В этой комнате стояла какая-то зловещая и грозная тишина. В ней чувствовалось ожидание чего-то ужасного.
Трубка Жондретта погасла — верный признак того, что он был озабочен. Он снова сел. При пламени свечи резко выступали угловатые линии его умного и жестокого лица. Он хмурил брови и делал резкие жесты правой рукой, как бы отвечая на свой же мысленный монолог. После одного из таких жестов он быстро выдвинул ящик стола, вынул оттуда длинный кухонный нож и попробовал его лезвие ногтем. Потом он снова положил нож в ящик и задвинул его.
Мариус, со своей стороны, выхватил пистолет из правого жилетного кармана и взвел курок.
Послышался резкий отрывистый звук.
Жондретт вздрогнул и приподнялся на стуле.
— Кто там? — крикнул он.
Мариус затаил дыхание. Жондретт прислушался, а потом расхохотался и сказал:
— Что я за олух! Это затрещала перегородка!
Мариус оставил пистолет в руке.
XVIII. Два стула Мариуса ставятся один против другого
Вдруг издали донесся меланхолический звон колокола. На колокольне Сен-Медар пробило шесть часов.
Жондретт кивал головою при каждом новом ударе. Когда пробил последний, шестой, он снял пальцами нагар со свечи.
Потом он зашагал по комнате, на минуту остановился и прислушался около двери в коридор, опять принялся ходить и снова стал прислушиваться.
— Только бы он приехал! — пробормотал он и подошел к своему стулу.