Легль из Mo жил, как известно, скорее у Жоли, чем где-либо. Он находил себе приют, как птица находит ветку, на которой может отдохнуть. Он и Жоли жили вместе, ели вместе, спали вместе. У них все было общее, отчасти даже и Музикетта. Это были своего рода близнецы. Утром 5 июня они отправились завтракать в «Коринф». Жоли схватил сильный насморк, начинавший приставать и к Леглю. Последний щеголял в довольно поношенном сюртуке, а Жоли был одет хорошо.
Было около девяти часов утра, когда они вошли в кабачок. Они поднялись на второй этаж. Их встретили Матлотта и Жиблотта.
— Устриц, сыру и ветчины, — приказал Легль.
Приятели уселись за стол. Кабак был пуст, других посетителей еще не было. Жиблотта, узнав приятелей, поставила на стол бутылку вина. Только они успели съесть несколько устриц, как вдруг из люка показалась чья-то голова и раздался голос:
— Проходил мимо. Слышу, отсюда несется соблазнительный запах сыра бри, я и вошел.
Это был Грантэр. Он взял табурет и сел к столу приятелей. Увидав его, Жиблотта подала еще две бутылки вина. Итого три бутылки.
— Неужели ты выпьешь обе эти бутылки? — спросил Легль у Грантэра.
— Все люди как люди, только ты один постоянно сомневаешься, ответил Грантэр. — Кого же, кроме тебя, могут удивить две бутылки?
Легль и Жоли начали с еды, а Грантэр — прямо с вина. Он залпом осушил половину бутылки.
— У тебя, должно быть, дыра в желудке! — заметил Легль.
— Как у тебя на локте! — огрызнулся Грантэр. И, допив свой стакан, добавил:
— Однако, Легль, хотя ты и орел надгробных речей, а сюртук-то твой стар.
— Я им очень доволен, — ответил Легль. — Это только доказывает, что мы с ним живем дружно. Он усвоил все мои изгибы, приспособился ко всем недостаткам моей фигуры, не стесняет меня, послушен всем моим движениям. Я чувствую его только потому, что он меня греет. Старое платье — то же самое, что старые друзья.
— Это верно, — подхватил Жоли, — старое платье все равно что давнишний приятель.
— Эк как ты, мой красавец, разгнусавился со своим насморком! — съязвил Грантэр.
— Ты откуда, Грантэр, — осведомился Легль, — с бульвара?
— Нет.
— А мы с Жоли только что видели начало шествия.
— Славное зрелище! — добавил Жоли.
— Как, однако, тихо на этой улице! — воскликнул Легль. — Ну кто бы мог подумать, сидя здесь, что весь Париж встал вверх дном? Как это заметно, что здесь когда-то были одни монастыри! Дюбрейль{486} и Саваль дают полный список этих монастырей, как и аббат Лебеф. Тут все вокруг так кишмя и кишело монахами: обутыми, босоногими, бритыми, бородатыми, серыми, черными, белыми, францисканцами, капуцинами, кармелитами, новыми августинцами, старыми августинцами… чистый муравейник…