Отверженные

— Это шпион, — оказал Анжолрас и, обернувшись к Жаверу, добавил. — Вы будете расстреляны за десять минут до взятия баррикады.

— Почему же не сейчас? — спокойно спросил сыщик.

— Потому что мы бережем порох.

— Так покончите со мной ножом.

— Шпион, — произнес Анжолрас, — мы судьи, а не убийцы! — Потом, подозвав Гавроша, он сказал ему: — Так ты ступай по своему делу и помни, что я говорил.

— Иду! — крикнул Гаврош, но вдруг на полпути к двери остановился и сказал: — Кстати, дайте мне его ружье. Музыканта я оставляю вам, а кларнет беру себе.

Гамен отдал по-военному честь и весело отправился исполнять данное ему поручение.

VIII. Несколько вопросительных знаков по поводу некоего Кабюка, который, быть может, вовсе и не назывался Кабюком

Трагическая картина, которую мы взялись нарисовать, была бы неполна, и читатель не имел бы возможности наблюдать все перипетии социального брожения и происхождения революции со всеми их потугами и судорогами, если бы мы пропустили в этом очерке полный эпического ужаса инцидент, совершившийся почти немедленно после ухода Гавроша.

Сборища людей, как известно, все равно что комок снега, все увеличивающийся в своем движении. Люди, собирающиеся при каком-нибудь общественном событии, не спрашивают друг друга, откуда они. В числе прохожих, примкнувших к толпе, предводительствуемой Анжолрасом, Комбферром и Курфейраком, была одна личность в поношенной куртке чернорабочего, кричавшая и жестикулировавшая с видом буйного пьяницы. Этот человек, носивший прозвище Кабюк, в сущности совсем неизвестный даже тем, которые уверяли, что знают его, в эту минуту сильно пьяный или же притворявшийся пьяным, примостился с некоторыми другими к столу, вытащенному из кабака на улицу. Подпаивая своих собеседников, Кабюк в раздумье разглядывал большой дом в глубине баррикады. Дом этот был пятиэтажный и господствовал над всей улицей Шанврери, возвышаясь как раз напротив улицы Сен-Дени. Вдруг Кабюк воскликнул:

— Товарищи! Знаете что, из этого вот дома хорошо бы стрелять. Если бы мы засели там у окон, то посмотрел бы я на того черта, который осмелился бы сунуть нос на эту улицу!

— Да, это правда, но ведь дом заперт, — сказал один из собутыльников.

— Так что ж — постучимся!

— А если не отопрут?

— Высадим ворота!

Кабюк подходит к воротам, снабженным массивным молотком, и стучит — ворота не отпираются. Он стучит во второй раз — никто не отвечает. Стучит в третий раз — то же безмолвие.

— Есть там кто или нет?! — кричит Кабюк. В доме и на дворе мертвая тишина.

Тогда Кабюк хватает ружье и начинает колотить в ворота прикладом. Ворота были старинные, сводчатые, из крепкого дуба, низкие и узкие, подбитые с внутренней стороны толем и железом, вообще это были настоящие крепостные ворота. Удары ружейным прикладом сотрясали весь дом, но ворота не поддавались.

Однако обитатели дома, очевидно, все-таки обеспокоились, потому что в маленьком слуховом окошке третьего этажа вдруг появился свет.

Окошко это открылось, и в нем показалась сначала свеча, потом — испуганное и растерянное лицо седоволосого старика-привратника. Кабюк перестал стучать.