— Ну, так оставь эти деньги для своей матери, — прибавил старик. Гаврош был немного тронут. К тому же он заметил, что этот странный старик был без шляпы: это внушило ему доверие к старику.
— Значит, вы дали мне эту монету не с тем, чтобы я перестал бить фонари? — осведомился он.
— Вовсе нет! Ты можешь бить все, что тебе вздумается.
— Вы хороший человек! — авторитетно проговорил Гаврош и сунул монету себе в карман, после чего с возрастающим доверием задал новый вопрос: — Вы здешний?
— Да. А что тебе?
— Не можете ли вы указать мне дом номер семь?
— А зачем тебе этот дом?
Мальчик запнулся. Он смутился при мысли, что, быть может, дал промах, и, запустив пальцы в волосы, пробормотал:
— Да так!
В уме Жана Бальжана молнией вспыхнула догадка о том, что именно нужно мальчику. У человека иногда бывают моменты таких проблесков ясновидения.
— Может быть, тебя послали ко мне с письмом, которого я ожидаю? — спросил старик.
— Меня послали к женщине, а вы разве женщина? — насмешливо спросил в свою очередь Гаврош.
— Ну да, письмо на имя мадемуазель Козетты, не так ли?
— Козетты? — повторил мальчик. — Да, кажется, это смешное имя и написано сверху на письме.
— Ну, так это и есть то самое письмо, которого я жду для передачи мадемуазель Козетте. Давай его сюда, — сказал Жан Вальжан.
— Значит, вам известно, что я послан с баррикады?
— Ну, само собой разумеется.
Гаврош опустил руку в один из своих карманов и вытащил оттуда сложенную вчетверо бумагу, потом, сделав по-военному под козырек, сказал:
— Эта депеша, или как там назвать ее, требует особенного уважения, потому что она написана временным правительством.
— Ладно, давай сюда, — ответил старик, стоя с протянутой рукой. Гаврош держал бумагу высоко над головой.