То же молчание.
— Что может пойти дождь?..
Господин Мадлен поднял голову.
— Тильбюри с лошадью должны быть у моих дверей завтра в половине пятого утра.
— Слушаюсь, господин мэр, — ответил Скоффлер. Затем, поскабливая ногтем пятно на поверхности стола, он продолжал тем беспечным тоном, который фламандцы так искусно умеют согласовать с хитростью.
— А я и забыл спросить! Вы мне не сказали, господин мэр, куда вы намерены уехать. Куда это, в самом деле?
В сущности, он только об этом и думал с самого начала разговора, но сам не сознавал, почему не осмелился задать этого вопроса сразу.
— А что, у вашей лошади здоровые передние ноги? — спросил господин Мадлен.
— Да, господин мэр, вы немного посдерживайте ее на спусках. Много спусков отсюда до того места, куда вы едете?
— Не забудьте привести лошадь завтра точно в половине пятого утра, — проговорил Мадлен и вышел.
Фламандец остался с носом, как он потом сам рассказывал. Только что успел господин мэр скрыться, как снова отворилась дверь, и он появился опять. Вид его был такой же равнодушный и деловой.
— Господин Скоффлер, — сказал он, — в какую сумму оцениваете вы лошадь и кабриолет, который вы мне отдаете внаймы?
— Разве господин мэр намерен купить их у меня?
— Нет, но на всякий случай я хочу их гарантировать вам. По моем возвращении вы вернете мне деньги. Во сколько оцениваете вы экипаж с лошадью?
— В пятьсот франков, господин мэр.
— Вот они.
Господин Мадлен положил банковский билет на стол, потом вышел и уже не возвращался.
Скоффлер горько жалел о том, что не заломил тысячу франков. Впрочем, лошадка с тильбюри стоила всего-навсего сто экю.
Фламандец позвал жену и рассказал ей, как все было. Куда это, черт побери, мог ехать господин мэр? Они держали между собою совет.
— Он едет в Париж, — говорила жена.