У него еще и звание есть?..
А что за такая странная раса?..
Стоп. Не надо спешить с вопросами. Можно не успеть получить ответы. А ведь хотелось бы?
Необычные существа… Держатся уверенно, нападать не спешат. Наличие у них имен ничего не значит — мало ли у кого и чего есть имена. Однако «вид» в их профилях указывает на принадлежность к животному миру, а «раса» — к разумным. Или, по меньшей мере, к полуразумным. Звания и вовсе атрибут сообществ с развитой иерархией. По лесу волколатники шли скорей как отряд, а не как стая. Скорее всего, они умеют говорить. И, конечно, лучше с ними поговорить, чем драться. У главаря тридцать пятый уровень, у двух других, чьи профили я успел рассмотреть, — двадцать восьмой и двадцать девятый. И у трех остальных уровни не могут быть сильно ниже. Слишком серьезная команда для меня одного.
— У меня много свежего мяса, — начал я сразу с того, что должно было интересовать гостей больше остального. — Добыл сегодня днем. Мне столько не надо, и я с вами с удовольствием поделюсь.
— Это наши охотничьи земли, — сказал Торн. — И любая добыча здесь и так принадлежит нам.
— Брешешь, — возразил я, избегая излишней вежливости. — На этих землях хозяйничал как раз тот медведь-людоед, которого я убил. Черта с два он позволил бы вам тут распоряжаться.
Державшиеся позади волколатники приблизились к костру, и теперь вся компания не спеша осматривала стоянку, труп оборотня, головы на сучьях. По виду существ невозможно было сказать, какое мнение они обо мне составили. Но сама их неспешность свидетельствовала, что оценивать меня легко они не склонны. Головы-то свежие, отрублены примерно в одно время. А покойнички — тридцать первого, сорок восьмого и пятьдесят четвертого уровня. Я б сто раз подумал, прежде чем связываться с парнем, который их всех угробил на протяжении не более чем суток. Вот и волколатники думали, и я им не мешал.
— Медведь мертв, — наконец сказал Торн. — Не имеет значения, кто его убил. Земли вокруг его берлоги переходят нам, потому что мы сильнее. И вся добыча тоже переходит к нам, в том числе мясо медведя. Мы легко убьем тебя, и ты тоже станешь нашей добычей. Не понимаю, почему я все еще разговариваю с тобой.
— На самом деле понимаешь, — ответил я, слегка растягивая лук. — Легко меня убить у вас не получится. Я успею выпустить самое малое две стрелы. Это обойдется вам в два трупа. Еще одного или двух из вас убью мечом. И только оставшиеся получат что хотят: землю, добычу и возможность здесь охотиться. А стоит ли оно того, если я и так готов поделиться медвежьей тушей? На ней гораздо больше мяса, чем вы сможете съесть до утра.
— Нам не нужно то, чем кто-то не прочь с нами делиться, — продолжал упорствовать Торн. — Нам нужно все. Ты ранен, и не сумеешь точно стрелять из лука. Может, ты убьешь одного из нас, — а может, вообще никого не убьешь. А мы точно убьем тебя. Но ты прав — на туше достаточно мяса. Нам не нужно еще и твое. Поэтому мы разрешаем тебе уйти. Оставь здесь все, кроме того, что держишь в руках, — и убирайся.
Захотел ты! Чтоб я просто так бросил непосильными трудами нажитое? Обойдешься. И ведь опять ты брешешь: не дадите вы мне убраться. Стоит малейший признак слабости показать, как вы меня действительно убьете. Да только вы сами показали слабость, не напав сразу.
— Нет, Торн, я останусь, — сказал я, растягивая лук еще немного. — И если нападете, смогу стрелять точно. Подумай еще раз: в самом ли деле ты согласен оказаться в числе тех двух или трех, что будут пировать у берлоги после смерти товарищей? Но это я так, к слову. Тебя я в живых точно не оставлю. И погибнешь ты совершенно понапрасну. Я готов поделиться мясом, как уже сказал. А через пару дней совсем уйду отсюда. Мне не нужны охотничьи земли, и здешняя дичь тоже.
Я уже определился, куда пущу стрелы: между защитных пластин на телах волколатников хватало уязвимых мест. Что касается меча, то ему костяные доспехи и вовсе не помешают… А не поскромничал ли я, рисуя Торну картину будущего сражения? Глядишь, вытяну его вничью, и кто-то еще из лесных жителей попирует на наших трупах и доест медведя.
— Хорошо! — сказал Торн. — Мы уважаем храбрецов и готовы заключить с тобой договор. Медвежья туша наша, а то мясо, что лежит у шалаша, остается тебе. Через два дня ты уходишь. В эти два дня ты можешь охотиться у берлоги, если потребуется, и мы можем. Если захочешь задержаться дольше или вернуться потом, тебе придется спросить разрешения у нас. Или мы будем драться.
Вот это уже деловой разговор. Сразу бы так.
— Кроме того, мне остается то, что лежит в берлоге, — внес я поправку. — И я могу вернуться за этим в любое время, не спрашивая разрешений.
Торн подошел к берлоге, обнюхал ее, разрыл хворост. Осмотрел скелет костомеха. Чихнул. Заработал лапами, закидывая ветками разрытое.
— Годится, — буркнул он. — Это тоже твое. А как насчет оборотня?