В тот февральский вечер, мы с замом по строевой части мотались по Владивостоку, мне надо было решить вопросы в штабе флота, подписать документы на Гайдамаке в техническом управлении, а Зюров ездил со мной за компанию. Он уже все вопросы порешал и ждал, когда я управлюсь со своими, чтобы ехать на Улисс, на бербазу.
На бербазу, конечно, мы не поехали, потому, что дела завершили около пяти вечера, спустились на Луговую и пошли в «Зеркальный». Василь Василич до этого получку жене отдал, и заначка жгла ему ляжку. У меня, как и у всякого уважающего себя флотского офицера, заначка тоже имелась. Зашли, разделись в гардеробе, в черных тужурках, в рубашках с галстуками, поднялись в зал. Как всегда полно офицеров— морских пехотинцев. Они сверху с сопки спустились и заняли почти все столики в «Зеркалах». Ну, вы сами знаете. С учений, потные, в пыльных сапогах, рожи бандитские. И комендатура их не брала в ресторане за нарушение формы одежды, как нас корабельных. Зюров, ведь строевик, не смог удержаться. Служака, едри его маму. Сделал им замечание, мол, хотя бы сапоги почистили, культурное, как — никак, заведение.
Ну и вывели они нас в гальюн, даже мы за стол не успели сесть. Меня за компанию только раз по уху съездили, хорошо не сопротивлялся, а Зюрову накостыляли, мама не горюй. Комендатура приехала, Зюрова увезли в госпиталь раны лечить, а морпехи догуливать поехали куда — то дальше. А кто им что сделает? Они же кучей и комендатуру вместе с патрулями заметут.
Сел один за стол. Ресторан пустой. Морпехи всех посетителей распугали, а сами ушли после перепалки с комендатурой. В ухе звенит, на ощупь оно большое и горячее, как чебурек. Главное, получил ни за что. Черт бы его побрал, Зюрова нашего, с его служебным рвением. Подошла толстая Элла, принесла какую — то примочку, чтобы я держал на ухе. Я заказал ей ноль пять водки и поесть, на её усмотрение. Одной рукой примочку держу, другой наливаю в стопку. Элла рядом сидит и с вилки закуску в рот подает. А что, работы нет, вот и сидит, кормит. В общем пьянею потихоньку, смотрю на Эллу и она мне всё больше и больше нравиться начинает.
Заботливая, думаю. В общем допился, пока Элла, стала меня возбуждать, как женщина, и после закрытия «Зеркалов», поехали с нею по вашему, товарищи лейтенанты, маршруту.
Приехали, к ней, она нашаривает выключатель, зажигает свет. Посреди комнаты стоит гроб. В гробу покойник, дед какой — то. На хрена, думаю она сюда меня привела? Какой тут может быть трах в комнате с мертвецом? Меня как — то такая перспектива не возбуждала. Более того, даже угнетала. Смотрю на толстую Эллу, а она себя хлоп по лбу! Ой, забыла, говорит сегодня же моя очередь с покойником сидеть! Вот соседи мне его и принесли. Не понял, говорю, как это? Выяснил, что у них на этаже много одиноких старых людей, которые часто мрут. А гроб на ночь ставят в гостинки согласно графика, вывешенному на этаже. Так сказать, посторожить до утра. Утром гроб соседи и родственники, если таковые есть, выносят во двор и там до полудня все прощаются с усопшим.
А как же они занесли, спрашиваю, ты, что дверь не запираешь? Так я ключ у соседки Катьки всегда оставляю. Мало ли пожар или ещё чего.
Я говорю ей, всё, пошёл домой. Покойников мне, на ночь глядя, только не доставало. Ой, не уходи, я одна боюсь, говорит Элла и хватает меня за руку. Мы, говорит, тихонько на кухне посидим до утра. Выпьем, закусим. У меня, мол, полный холодильник всяких деликатесов и водка есть.
Ну, вот сели мы на кухне и до утра сторожили покойника. Какой тут секс, когда там свечки горят (Катька занесла и зажгла) и гроб стоит с мертвым стариком?
Хорошо, что у толстухи Эллы водки хватило, чтобы не так жутко было охранять гроб. Так и не получилось у меня с ней покувыркаться в кровати…
Когда уже проехали Малый Улисс, Саня Клопнев вдруг похлопал по плечу водителя.
— Слышь, шеф, поворачивай! Меня на Мальцевской высадишь, у девятиэтажки — сказал он водителю, — а лейтенантов в бухту Тихая оттуда отвезешь.
— А как же тёща, жена, а Саня? — спросил Витя Гузин, — Не страшно?
— Страшно будет, если Элле опять принесут гроб в комнату, и мне придется снова с нею сторожить его.
Такси остановилось, и Саня Клопнев нетвердой походкой вошёл в, знакомый всем троим, подъезд.
— За нас там тоже долги верни! — только и успели крикнуть ему лейтенанты.
Юрий Ткачев
Флотские лекторы (побывальщина застойных времён)
В повседневной обыденности военно-морской службы, монотонности корабельных будней, строгом выполнении распорядка дня, накапливается усталость и раздражение. «Живи по уставу — завоюешь честь и славу!» — гласили плакаты Министерства Обороны. А как хотелось пожить, хоть немножко, именно не по уставу!
И вот, вдруг, командировка. Шаг в сторону от протоптанной военной дороги. Как вы думаете, куда могут отправить в командировку лейтенанта береговой базы ракетных катеров? Не знаете? Тогда расскажу, куда направляли меня. За первые полгода офицерской службы на ТОФ я побывал в разных интересных местах. Старшим на уборке овощей в военном совхозе в селе Петровка. Руководил разгрузкой угля для береговой котельной на пирсе мыса Артур и продовольствия в бухте Тихая. На подсобном хозяйстве бригады катеров отстреливал из карабина бродячих собак. Эти твари были жесткими конкурентами персонала продовольственной службы в деле воровства молочных поросят. В общем, даже не командировки, а так, всё больше по мелочам.