Сотник Наа, ещё раз склонился до пола, коснувшись его рукой и вышел, сопровождаемый двумя воинами, которые не были свидетелями только что разыгравшейся сцены. За пределами шатра ему вернули оружие и проводили до конца лагеря, где он опять скользнул в темноту и побежал в обратном направлении, найдя его уже с великим трудом.
Ведь в лагере Вана не горели костры, а только слегка тлеющие угли неярко светили во тьме ночи, да негромкие разговоры, нервничавших перед предстоящим сражением негров, указывали на его местоположение. Обойдя часового, сотник вернулся на свое место и, разбудив верную ему двадцатку своих воинов, рассказал им свой план и показал полученный кинжал.
Пошушукавшись между собой и обговорив все детали предстоящего предательства, они разошлись на отдых. Завтра предстоял нелёгкий день, и многие его не переживут. А значит надо хорошо выспаться.
А совесть, а что такое совесть? Сотник Наобум никогда не слышал этого слова и не понимал, что это за качество такое – совесть. В его диком сознании царило только одно моральное качество – умение выжить любой ценой и дать выжить своим родственникам, остальное не имело никакого значения. И он спокойно заснул под огромным звёздным небом, которое равнодушно смотрело на разыгрывающуюся перед ней очередную человеческую драму.
Вечную пьесу предательства и жизни.
Ночь прошла, я смог забыться сном только перед самым рассветом. В оправдании себя могу сказать, что я не бездельничал, а варил для своих воинов эликсир храбрости. Его состав был простой: чистый спирт, тонизирующие травы, капля афродизиака, что как известно возбуждает не только любовь, но и агрессию, и немного парализующего яда, чтобы мои воины не чувствовали боли от полученных ран. Закончил все эти действия я под утро, и многие видели, чем я занимался.
Проснувшись с первыми лучами солнца, я, тем не менее, чувствовал себя отлично. Мой дух и разум были ясными, а голова работала как часы. Как только начало светать, я стал расставлять свои войска для последнего боя. Наверное, это понимали все, и поэтому я произнёс небольшую зажигательную речь перед воинами.
«Воины! Мы прошли с вами через всю страну. Мы побеждали в Дарфуре, Бырре, Бирао и, конечно, здесь. Мы брали города. Мы охотились… и мы – жили. Сейчас мы идём в бой. Назад дороги нет! Каждый струсивший и бежавший будет убит, либо искалечен. Я, готов встретить смерть в бою. Готовы ли вы, мои доблестные воины?»
Громкие, абсолютно дикие одобрительные крики были мне ответом.
– У меня есть для вас эликсир храбрости, что сделает вас непобедимыми и нечувствительными к боли. Вы будете сильны, как львы, быстры, как гепарды, яростны, как носороги. (О том, что они будут тупы, как обезьяны, я умолчал. Ведь всё имеет свою цену!)
После этого, я разрешил провести моим воинам любой обычай, намалевать на своё тело боевую раскраску, а потом раздал всем желающим эликсир храбрости и подготовился сам. На голову надел череп крокодила, попугая отпустил, но он и не собирался улетать, а кружил над моею головой, громко скандаля, бессовестная птица. Вместе с попугаем на моих вещах остался и подросший щенок гиеновидной собаки.
Каждая сотня выставила перед собой свой штандарт, и они заплескались на ветру, хлопая тяжёлой кожей. Строй я оставил такой же, как и в предыдущем бою. В середине была сотня «крокодилов» под командованием Наобума, слева стояли «носороги» под командованием сотника Бедлама. Справа «бабуины», усиленные ранеными. Все остальные, имеющие более легкие ранения, влились в состав «гепардов», вооружившись луками. Луками и пращами были вооружены и «хамелеоны». Обе сотни я выдвинул далеко вперёд, выдав весь имеющийся запас отравленных стрел и дротиков. Оставшийся яд пошёл на лезвия копий, на мечи его уже не хватило. В качестве резерва у меня оставались два моих барабанщика, вооружённые винтовками и португалец, тоже с винтовкой.
В лагере противника началось движение. Примерно через час там образовалось что-то подобие строя, и вся многотысячная толпа двинулась в нашу сторону, вытянувшись в жирную линию, неумолимо приближающуюся к нам.
Подойдя на расстояние, на котором мы могли слышать друг друга, они стали оскорблять нас насмешками и осыпать ругательствами. Я молчал, как молчали и мои воины. Наконец, устав, а, может, получив приказ на атаку, вся толпа воинов двинулась на нас, и я подал знак открыть огонь. Мои воины были вооружены намного лучшими луками, чем противники. Соответственно, и стреляли намного дальше.
Получив приказ, они стали засыпать стрелами врагов. Взлетев по параболе в небо, стрелы, увеличивая скорость и разгоняясь при полёте вниз, к земле, стали впиваться в тела наших врагов, сразу нанеся большие потери.
Вопли ярости и боли сотрясли воздух. В ответ вражеские лучники начали посылать свои стрелы. Врагов было в разы больше, но луки были хуже, и их стрелы попросту не долетали до нас. Обе мои сотни увеличили темп, в ответ стена врагов двинулась быстрее, ещё быстрее, и ещё. Наконец, их стрелы стали долетать и до нас. Но мои легковооружённые воины закрывались маленькими щитами, ловя их колючие удары. А тяжеловооружённые сотни и вовсе не заметили этой атаки, надёжно укрытые за своими большими щитами.
Так это продолжалось около пяти минут, после чего, израсходовав почти весь запас стрел, мои легко вооружённые сотни отступили за спины товарищей, державших большие щиты с изображением белого круга посередине.
Решив, что победа у них в руках, передовые отряды врага, к тому времени уже изрядно прореженные стрелами, бросились в атаку.
По моей команде тяжеловооруженные воины отпрянули, пропустив легковооруженных «гепардов» и «хамелеонов». А те, отрабатывая давно изученный приём, просочились мимо своих товарищей и метнули вперед подготовленные заранее дротики. Успев метнуть по паре дротиков, они спрятались обратно, когда нахлынувшая толпа вражеских воинов, в попытке их догнать, разбилась о выставленные копья и щиты моих легионеров, и стремительно откатилась обратно. Тут же сотни с тяжёлым вооружением перехватили копья в левые руки, и, вытащив из перевязи за спиной дротики, метнули их вслед отступающим, нанеся еще большие потери и посеяв панику в их рядах.
На поле боя остались убитые и раненые, своими предсмертными криками нагнетая тоску и уныние. Атакующие активно перестраивались, убирая в тыл деморализованные и потерявшие до половины своей численности сотни воинов и отдельные отряды племенных мелких вождей. Вперёд выдвигались свежие и злые.