Черный ход

22
18
20
22
24
26
28
30

– Что?!

Чирикает воробышек, посвистывает.

– Мо-Гуй приходить там, где резня. Черный ход, он выбираться наружу.

– Сюда? К нам?

– Да, мэм. Если резня над резня, новый поверх старый, давний… Еще лучше. Черный ход шире, больше. Мо-Гуй искать такой ход. Если нашел, вышел – делать здесь новый ход. Для жена, дети, друг. Пусть тоже приходить, спасаться, одеваться.

– Одеваться?

Этот вопрос китаец игнорирует.

– Черный ход, – повторяет он. – Для себя. Жена, дети, друг. Пусть тоже. Бедный, мертвый, несчастный Мо-Гуй! Любить семья, страдать, спасать.

Рут всегда полагала себя человеком с воображением. Но представить мертвого, бедного, несчастного демона, прекрасного семьянина, который хочет спастись и одеться… Этот парадокс ей не по зубам. Вместо демона воображение подбрасывает мисс Шиммер воспоминание о кошмаре, навеянном индейским табачком. Горит усадьба, к выходу не прорваться. Дверь черного хода заколочена крест-накрест. Папа, мама, дядя Том, тетя Мэг, Бенджамен Пирс – все они снаружи, за этой дверью. Надо открыть, чтобы они вошли в дом, в пожар. Как только они войдут – все спасутся, найдут убежище.

«Несчастье – обратная сторона счастья. Здесь должно гореть и плавиться, чтобы там сверкнула удача…»

И эхом – слова китайца:

«Мо-Гуй приходить там, где резня. Черный ход, он выбираться наружу. Если резня над резня, новый поверх старый, давний… Еще лучше. Если нашел, вышел – делать здесь новый ход. Для жена, дети, друг…»

– Резня над резней, – повторяет Рут. – Новая поверх старой.

Она повторит эти слова еще раз, когда все, кроме доктора Беннинга, уйдут. Труп тоже унесут к этому времени. Коронер вызовет подмогу: ему с китайцами не поднять тело Большого Майка, даже и пробовать глупо. Захватив кухню в единоличное пользование, Рут будет жарить яичницу с беконом, а доктор встанет в дверях, опершись о косяк, и продолжит пить, закусывая запахом скворчащего сала.

– Резня над резней. Новая поверх старой?

Доктор хрипит, перхает. Смеется:

– Нефтепромысел Сазерлендов! Если кому-то нужна новая резня поверх старой… Клянусь остатками моей печени, лучшего места в окру́ге не найти! За новой, как я вижу, дело не станет. Все к тому идет, мэм. Бежит, катится! Что же до старой… Вы слыхали про Гратта́ново побоище?

– Нет, док.

– Четверть века, мэм! Двадцать пять лет, как один день. Сазерленды слишком молоды, чтобы помнить такие вещи, в отличие от вашего покорного слуги. Я был тогда молодым и красивым. Верите? Правильно, я уже и сам в это не верю. Хорошо, скажу иначе: невзрачный и не то чтобы очень молодой, я был армейским врачом в форте Ларами. Лейтенант Флеминг, мир его праху, ценил мои знания, да-с! Если бы не эта чертова корова…

2