Предел прочности. Книга третья.

22
18
20
22
24
26
28
30

Последовала непродолжительная пауза, в ходе которой грозная и одновременно прекрасная повелительница молний, повернулась в мою сторону.

- За мной! И рубашку вытащи из ширинки, танцор…

В теплом салоне такси меня совершенно развезло. Куда ехали, зачем – не знал, да и волновало больше другое: проклятые «вертолетики» начали кружить в голове, вызывая приступы тошноты. Поэтому, выбравшись наружу, первым делом вывернул желудок наизнанку. Рвало долго и упорно, выплескивая наружу все съеденное и выпитое на мокрую от дождя землю. Качало так, что оставалось удивляться, как не ткнулся мордой в склизкую кашицу под ногами. Удивляться и мысленно благодарить заботливые руки, удерживающие от падения. Они же протянули мне белоснежный платок, когда процедура извлечения остатков ужина подошла к концу. Вытер губы и ощутил приятный аромат духов, исходящий от ткани: знакомый, с горчинкой. Протянул платок обратно и услышал ехидное:

- Нет уж, оставь себе.

Попытался поблагодарить заботливую спутницу, но вместо привычного «спасибо» с губ сорвалось невнятное мычание.

- Пошли уже, кавалер, дама устала под дождем мокнуть.

Перед глазами знакомый фасад здания, а вон и хозяйка мотеля, вернее ее фигура виднеется за запотевшим стеклом столовой. Ох и разговоров будет, но то завтра, а сейчас скорее добраться до номера и спать.

Однако планам моим не суждено было сбыться. До номера таки добрался, но вот завалиться спать мне не дали, отправив в душ. Состояние было настолько хреновым, что толком и не вспомнил, как оказался под тугими струями воды. Сначала они били по макушке и спине, а потом хлестким ударом плети съездили прямо по физиономии, так что едва не захлебнулся. Рядом послышался издевательский женский смех.

И тут до пропитанного мозгом алкоголя дошло, что в душевой не один, стою совершенно голый перед женщиной. А она, зараза такая, смеется и поливает меня водой: то теплой и нежной, то холодной до жгучих иголок.

- К-как вам… как вам не стыдно, - спешно прикрываю причинное место ладонью.

- Ой, Воронов чего я там не видела, - до ушей долетает издевательский голос Валицкой. – Хотя, подстричься тебе не помешает, а то отрастил заросли, кукушонка в гнезде не видно.

- Это от… от холода кук… ку... кожет…

И снова звучит издевательских смех.

- От-твернитесь немедленно, - набравшись сил, заявляю грозно, точнее пытаюсь таковым казаться. В ответ прилетает очередной удар плетью тугой струи, и я морщусь, отплевываюсь, наглотавшись воды.

Стоять и в открытую потешаться над голым человеком, да что она себе позволяет?! Самая настоящая садистка, а не госпожа психолог. Пока готовлю очередную гневную тираду, напор стихает, а вскоре и вовсе прекращается. Чувствую мягкую ткань полотенца на плечах, заботливые руки, нежно вытирающие голову. И так вдруг тепло стало и хорошо, что на время забыл о злости. Настолько раскис, что позволил безропотно довести собственное тело до кровати, усадить и напоить густой кашицей. Странной, по консистенции и вкусу напоминающей муку вперемешку с толченым мелом.

- Через пять минут станет легче, - пообещал мне заботливый женский голос. – Ложись и отдыхай, завтра у тебя выходной.

Поднимаю глаза и вижу Валицкую, поправляющую воротник пальто. Хочется сказать ей привычное колкое, а лучше всего обидное, но вместо этого с губ слетает:

- С-спасибо.

Валицкая замирает на пороге.

- Вот уж не ожидала, Петр, ты оказывается способен на благодарность. Сегодняшний вечер того стоил, - она смотрит на часы и грустно объявляет, - всего лишь одного загубленного свидания.