- Бдительности.
- Тебе надо ты и бди, а я устала… Я есть хочу, душ принять и выспаться.
- А жить хочешь?
- Хочу, Воронов, очень. А еще хочу, просто мечтаю не выслушивать дурацкие советы от насильника и убийцы маленьких детей, - последнее Мария Луиза произнесла в полноту мужского голоса, нисколько не заботясь, что может быть услышана посторонним.
Я аж опешил от такого заявления. Ладно насильник, слышать подобное обвинение в свой адрес стало плохой традицией, но убийцей?
- Ты эту девочку видела? - возмущаюсь в свою очередь. – Она после выстрела поднялась! После попадания в голову, от которого лежать должна и не шевелиться.
- Я знаю одно – ты выстрелил в маленькую девочку, - безапелляционно заявила Мария Луиза, - об этом и доложу руководству.
Нет, но это до чего же надо быть дубовой и упертой, чтобы игнорировать очевидные факты. Поднимаю руки к груди, трясу ими в возмущении, пытаясь подобрать нужные аргументы.
- Ой, уйди, Воронов, не мельтеши. Видеть тебя не хочу.
«Не делай людям добра – не увидишь зла», - была одна из любимых присказок брата. Прав был Мишка, сто раз прав, когда преподавал науку по жизни. Чего добился спасением Марии Луизы, чего доказал? Невиновность свою, смотрите мол, какой я добренький. Ага, как же… Теперь еще и в убийстве обвинит и ладно одной девочки. Там распотрошенных трупов - целое отделение и маленькая тележка, на пять пожизненных хватит и один расстрел. Сомневаюсь, конечно, что Малу поверят, но она баба вздорная, трепанет языком лишнее, на приеме у тех же Ольховских, что любят меня всем сердцем, и пойдет гулять народная молва о Петре Воронове – известном насильнике, потрошителе, убийце малолетних детей. Дознаватели не поверят, а публика поверит, обязательно поверит, потому как я для них обезьянка дикая. Выходцы из 128 параллели славились отсутствием морали и жестокостью, вот и Воронов в их число попал. И будь ты хоть трижды пушистым, если общество тебя отторгло, ничего не изменить, остается смириться.
«Ты же не для общества это сделал и не для нее,» - возразил внутренний голос. – «Знаешь, что прав был, что по-другому не мог?»
В том то и дело, что мог. Один раз пересилил себя, второй, а дальше по накатанной. Не пошла учеба брата впрок, как был дураком, который вечно за других солдатиков в песочнице ищет, таковым и остался.
От тяжелых раздумий оторвал бодрый голос старика:
- К столу, любезные, шамовка подана!
Поблагодарив хлебосольного хозяина, от еды отказался, а вот Мария Луиза с аппетитом женщины, три недели просидевшей на изнурительной диете, накинулась на салаты и подогретые пирожки. Имелись даже куски красного мяса в соусе, которые особенно полюбились.
- Филе молодого ягненка в вине, - разоткровенничался польщенный хозяин, - сам делал, два дня назад, пока лега… патруль не повязал.
- М-м-м, вкусненько, - подвела итог Малу, - рецепт оставите?
- Обязательно, - пообещал старик. – А ты чего не ешь, молодой? Силы организму нужны, на одной тюремной баланде далеко не уедешь.
- Спасибо, не хочу, - раз в десятый отказался от предложения. На столе передо мною стоял наполовину пустой стакан и бутылка чистой воды – вот и весь ужин. Причем бутылка была новехонькой, в чем лично убедился, оторвав пластиковый ярлычок от пробки. Старик, словно чувствовал мое недоверие, поэтому шел навстречу.
- Что значит не хочу? Зачем обижаешь, хороший ягненок, вкусный, твоя коллега кушает, только головой качает от удовольствия. И ты кушай, дорогой, где еще такой мармит попробуешь, - старик неожиданно перешел на тон восточного купца. И так легко, так естественно у него это вышло, словно никогда не было карябающей слух шамовки.