– А как ты меняешь направление стрелы. Взял и направил её в другую сторону. Ты что, ни разу в жизни не стрелял из лука?
– Стрелял, разумеется. Но не думал, просто целился.
– Ты попал в город и попал ко мне. Значит, на этот раз ты прицелился хорошо.
Сагилл что-то царапал стрелой, как стилусом, на лентах из липы. Лик разглядел буквы старого скифского алфавита.
Сейчас, когда в степи растут города, даже образованные скифы часто писали гераклейскими буквами. Лик просил Сатрабата научить его старому письму, но жрец сказал, что для воина это без надобности.
Энарей писал и бормотал, писал и бормотал. Его голос становился всё неразборчивей, он уже не говорил, а гудел на одной высокой ноте.
Лик, конечно, знал это гадание. Но никогда не видел его так близко.
– А прутья будете перекладывать? – осведомился невриец.
– Прутья – для детей, – ответила из-за его спины Ифито, – А советчиков вроде тебя надо бы этими прутьями – и по спине. Не мешай спрашивать у богини!
Все четыре светильника уже горели и стены озарились рубиново-алым заревом.
– Есть что-то важное, что ты хотел бы мне сообщить? – быстро спросил Сагилл. Голос у него стал выше, и ещё больше походил на женский.
– Я вспомнил! Огненный круг.
– Что за огненный круг?
– Я видел огненный круг…
– Говори яснее! – скомандовала Ифито. – Он богиню спрашивает, а ты барана за рога тянешь.
– Я видел сон про огненный круг вокруг моей головы. Вот здесь, – Лик обвёл макушку мизинцем.
Сагилл начал раскачиваться. Нота звучала всё громче и громче, а на полу клубился зелёный дым. Лик почувствовал, что он тоже хочет петь. Точнее, выть.
То, что происходило, было очень близко к метаморфозе. Воздух в комнате стал густым и закручивался вокруг своей оси. Словно кто-то варил похлёбку и помешивал её палкой, так, чтобы каждый кусок сварился равномерно, а мысли поднялись вместе с белым паром, вверх, к холодному сиянию звёзд.
Снаружи, за стеной, послышался звон. Это ветер играл литаврами священной рощи.
Лик завыл, Ифито тоже завыла. Скрученные полоски липовой коры корчились в огне очага. Огненные змеи плясали на стенах.