Испытание выживанием

22
18
20
22
24
26
28
30

— Математика? — продолжала я.

— Да!

— Неорганическая химия?

— Да!

Меня снова скрутил спазм кашля от стремительно развивающейся астмы. Подземелье сжирало мои легкие, как плату за возможность продолжать жить. Я отняла платок от губ и увидела красные брызги: уже второй раз за день я отхаркивалась кровью.

— Экологическое равновесие? — продолжила я, не подавая признаков озабоченности своим здоровьем.

— Да!

— Сочинение?

Каришка запнулась и перестала качаться. Я замерла, ожидая верный ответ.

— У меня острый дефицит информации для грядущего доклада!

Я немного скривила лицом, потому что Каришка повторила мою фразу, сказанную ей десять минут назад, слово в слово. Двенадцатилетние так не выражаются. Они из этого предложения разве что предлоги да союзы знают. Более того, она так по-заговорщически сверлила меня взглядом и ухмылялась, что весь ее вид выдавал наш заговор.

Краем глаза я взглянула на караулившего меня солдата из отряда внутренней безопасности. Он стоял возле входа в спальный отсек. В последнее время, как и предсказывал Маркус, их стало гораздо больше, причем эпицентром их сосредоточения стала я. Меня забавляло, что полковники так и не просекли мои тайные способы обмена информацией между заговорщиками. Как бы полковники меня ни блюли, а я все равно найду выход подобно канализационной крысе, имеющие тысячу и один проход из тупика.

Я делала вид, что собираюсь усердно учить материал по агрономии, устраиваясь за столом с планшетом и кружкой воды. Кроме нас в спальном отсеке было еще около пяти человек, занимающихся своими делами: кто сидит за столом и читает планшет, кто просто лежит и отдыхает после тяжелого дня, кто сидит на кровати и шепчется с соседом. Казалось, они занимались совершенно обычными делами, но мой нынешний статус да знакомство с Фиделем и Маркусом сделало из меня параноика: я во всех видела шпионов, замечала солдат вокруг себя, иногда даже казалось, будто видеокамеры Желявы теряли статичность рядом со мной и поворачивали свои красные глаза мне вслед. У меня не было возможности проверить ни людей, ни солдат, ни тем более видеокамеры, а потому я вела игру двадцать четыре часа в сутки, даже когда оставалась одна в помещении, даже когда спала.

В моем отсеке проживало двадцать человек. Через пару часов людей в отсеке станет больше, потому что желявцы начнут возвращаться с ужина и разбредаться по жилым отсекам готовиться ко сну. Это шло мне на руку, потому что я обеспечивала себе круглосуточное алиби, пока самый ценный артефакт базы снова проведет мероприятия по разрушению нынешнего режима. Разница лишь в том, что сегодня Каришка примет непосредственное участие в боевых действиях, и за это я себя ненавидела.

У меня не было выбора. Мятежники потеряли свою единственную боевую мощь на базе — Падальщиков — и теперь мы пытались выжить любой ценой. Разумеется, мы не собирались кидать детей в мясорубку типа той, что случилась две недели назад, но и невинными их игры быть перестали.

— У тебя проблемы с идеями? — нарочито громко спрашиваю я, а сама то и дело кидаю взоры по сторонам.

Нас должно услышать как можно большее количество людей.

— Да! Мне нужно в компьютерный зал, чтобы поковыряться в Хрониках и найти материал про взаимосвязь обезлесивания и обмеления рек! — я знаю, что Каришка даже таких терминов не знает, но чтобы попасть в компьютерный зал нужна веская причина, и серьезные научные доклады — одна из них.

Каришка отважно исполняла свою роль, которую я ей поручила.

Она не отказалась. Боюсь, она даже не поняла, к чему я ее привлекаю. Двенадцатилетние не понимают глубокого смысла слов «мятеж», «революция», «расстрел». Для них это просто понятия из книжки, из истории, которая произошла когда-то давно с какими-то незнакомцами и означала что-то, чего люди боялись и не хотели повторять. Каришка воспринимала свою задачу, как приключение. Я же не желала упускать возможность воспользоваться ее любопытством и решительностью, пока она еще недостаточно выросла, чтобы начать бояться всего происходящего. Юношеский максимализм драгоценен, как и опасен, единственной вещью — отсутствием страха. В мои времена до Вспышки такие подростки забирались на вершины телевизионных вышек без страховок и делали умопомрачительные селфи с высоты нескольких сотен метров над землей, мальчишки во дворе привязывали скейты к бамперам машин и устраивали сумасшедшие гонки, ребята посвящали целые видеоблоги своим корявым трюкам паркура, лишь бы доказать всему миру свою неуязвимость и бесстрашие. Это безумие длилось всего пару лет, потому что детство неизбежно натыкается на тупик во времени, за который ему дальше прохода нет. Детство кончалось. Юношество дозревало до взрослости. Вместе с годами приходили реальные проблемы: устроиться на работу, купить машину, взять ипотеку, свозить семью на отдых. Тут уже было не до опасных трюков, потому что человек обрастал ответственностью не только за свою жизнь, но и за жизнь своих домочадцев.