Аккуратно распахнул пуховик и пощупал бронежилет. Он был чисто тканевой, без платин и вставок. Там и обнаружилась пуля. Она умудрилась, помимо пробитой зажигалки, сделать дырку и в нём. И даже после этого немного войти в тело — на коже я почувствовал корку запёкшейся крови. Если бы не зажигалка, быть мне покойником или серьёзно раненым. Но я жив… а Алекс, Мари и Малу — нет. Я почему-то не чувствовал радости по поводу того, что оказался таким живучим.
А в списке числилась ещё и Сирень, с которой тоже не всё так просто. Но для начала её бы найти.
Вскоре в свете фар появилась уже знакомая гетто-улица, где я жил последние годы. Я не стал ехать по своей улице, свернул на параллельную дорогу, к которой выходили дома, стоящие позади нашего. Одинаковые коробки, что буквально не отличались друг от друга ничем, кроме цвета. Эти заборы-рабицы, высохшие газоны, попрысканный тротуар — я был рад их видеть настолько, насколько и не рад.
Я оставил машину напротив одного из домов, который примыкал задним двором к нашему заднему двору. Зашёл на территорию, вытаскивая пистолет. Самый обычный ПР — Пистолет Разовского, под патрон семь шестьдесят два на десять выстрелов. Однако теперь там было всего пять патронов, но всё лучше, чем ничего. Наши задние дворы разделял невысокий деревянный забор, который можно было, наверное, с пинка разрушить. Но я всё равно его перелез, пусть и с трудом. Да и сам забор затрещал так, как если бы уже собирался сломаться.
Свет горел только в зале. Хорошо это или плохо, я выяснил, лишь когда заглянул краем глаза в окно. На диване сидела мама и смотрела куда-то вдаль невидящим взглядом.
У меня похолодело сердце, словно предвкушая самое плохое, но я не поддался панике. Ещё будет время поволноваться. Обошёл дом с главного входа, оглядев улицу на присутствие какой-нибудь несоответствующей месту машины. Никого, по крайней мере я никого не увидел. Значит, теперь стоило увести мать отсюда, да и всех, кто только был в доме.
Ключа у меня не было, поэтому я просто постучал. Подождал немного и снова постучал.
Никто мне не открыл.
И вновь это леденящее тело чувство, словно что-то происходит. Поэтому, больше не церемонясь, я просто вернулся к своему окну. Схватил пистолет за ствол и разбил стекло в раме, сначала в одной, потом во второй, внутренней. Рукой открыл щеколду, распахнул окно, впуская холодный воздух в комнату, и забрался внутрь.
Первым же делом я сразу бросился на колени под кровать, откуда достал глок. Теперь я по крайней мере чувствовал себя в куда большей безопасности, имея не десять, а пятьдесят один патрон. Запихнул ПР за штаны сзади и, перехватив поудобнее глок, вышел из комнаты. Даже не вышел, буквально выплыл. Старался двигаться так тихо, как мог несмотря на то, что разбитое стекло уже известило всех присутствующих о моём прибытии.
Мама действительно сидела на диване, уставившись куда-то в одну точку. Сидела, не сдвинувшись с места, словно на что-то смотря.
И всё, вроде как никого больше.
— Мам? — позвал я её негромко. Ноль реакции. — Мама?
Я даже забеспокоился, а не умерла ли она часом? Как бывает, человек умирает в положении, которое заставляет думать, что он ещё жив.
— Мама, это я, Нурдаулет, — тихо позвал я её.
И она наконец откликнулась. Слегка повернула вбок, словно прислушиваясь ко мне, от чего у меня отлегло от сердца. По крайней мере я теперь знаю, что моя мама жива. Но волнение всё равно никуда не делось, потому что теперь я хотел выяснить причину её заторможённого поведения. И мои предположения меня отнюдь не радовали.
— Мам, что-то с Наталиэль? — мягко, практически нежно спросил я, чтоб случайно не спровоцировать её на истерику, которая сейчас была бы совсем не кстати.
— Нет, всё в порядке с ней. Она жива. Пока, — хрипло ответила ма, не поворачиваясь.
— Тогда что случилось? Что-то с Натали?
— Нет… с ней всё тоже в порядке…